фитиль к запальному отверстию, а сам отскочил в окоп. Через мгновение пищаль рявкнула громовым голосом, перекрыв рев всех других пушек. Огонь и дым вырвались из ее ствола, а неподъемное ядро, описав пологую дугу, ударило в крепостную стену, размочалив в щепу дубовые бревна. Стрельцы, лучники, люди посохи, оторвавшиеся на миг от своих дел при грохоте мощного выстрела, восторженно завопили: «Ура!» Еле сдержался, чтобы не закричать, и сам сотник Монастырский.
Тут группа стала забирать вправо, к цареву стану. Юрша заметил, что появилось множество парных всадников с красными флажками на поднятых копьях. Онисим пояснил:
– Теперь так гонцы ездят, чтобы издали видно было. Чего-то их густо погнали!
Вскоре забили барабаны, загудели трубы. Сразу затихли пушки и пищали, с русской стороны закричали что-то по-татарски. Онисим перевел:
– Сейчас государево слово казанцам говорить будут. Царя Едигира вызывают.
Слово услыхать не удалось, сопровождавший их разъезд заторопился и погнал коней от Булака к ручью Ичке в объезд скопления войск. Только вечером Юрша узнал, что Иван выслал громкоголосых бирючей, говорящих по-татарски. Казанцам было предложено не проливать кровь людскую, выдать изменников и покончить миром. Но они дружно ответили: «Или все помрем, или отсидимся!»
Без особых приключений добрались до царева стана. Онисим отправился в шатер Адашева, а Юрша – в свой полк. Младший стрелецкий голова, встретив его, перекрестился:
– Слава тебе, Господи! А мы тебя хватились. Твой Аким хоть в пору к воеводе с повинной – сотник пропал!
– Аким приехал? – обрадовался Юрша.
– А куда он денется? Вот где ты пропадал? Рассказывай.
Юрша кратко поведал о ночном путешествии и побежал к Акиму. Показалось, год не виделся с ним.
С первого на второе октября, в последнюю ночь перед большим приступом, не все вои отдыхали, несколько сотен скрытно продолжали работать в подкопах. На многие десятки саженей тянулись подземные хода; по ним и денно и ночно, согнувшись в три погибели, тенями двигались вои, волочившие за собой подкопные кади – деревянные корыта с пологими торцами; из-под земли тащили выкопанный грунт, обратно – крепежный лес.
Подкопы продвигались медленно, мешали то возникшие огромные камни, которые приходилось обходить, не теряя общего направления, то вдруг прорывались потоки воды, которые перекрывались щитами, обитыми конскими шкурами, или отводились в специально вырытые глубокие колодцы.
К решающей ночи были готовы два подкопа. Один из них начинался в овражке на Арском поле и заканчивался каморой – расширенной пещерой – под крепостной стеной недалеко от Царевых ворот. Второй от берега Булака уходил под стену близ Аталыковых ворот. В камору этого подкопа к полночи заложили без малого полусотню двухпудовых бочек с порохом. Бочки были сложены до самого потолка трехрядной пирамидой. Верхний ряд бочек прикрывали
