места. Лаура, убедившись, что вокруг никого нет, негромко спросила:
– А как быть с моим учительством в школе, если мне придется выезжать из Мексики?
На гладких щеках Иосифа заходили желваки – это значило, что вопрос Лауры застал его врасплох.
– Не беспокойся пока об этом, – уклончиво ответил он. – Этот учебный год ты доработаешь, а потом решим… Не исключено, что тебе придется даже расстаться со школой. И еще: в интересах твоей безопасности желательно поменять имя. Всем тем, кто будет встречаться с тобой в Мехико или в Нью-Йорке, настоящее твое имя не обязательно знать.
На ее лице появилось выражение полного недоумения.
– Как это – поменять свое имя? – растерялась она. – А мои документы?
– Их менять не надо. Просто надо выбрать для себя какой-то псевдоним… Для конспирации… А на каждую твою поездку в чужую страну мы изготовим несколько документов под разными фамилиями.
Лаура задумалась. Потом сказала:
– Хорошо, пусть я стану для них Луизой, но для тебя я хочу остаться Лаурой.
Иосиф улыбнулся ей ангельской улыбкой.
– Да, милая пташка, я буду называть тебя только Лаурой.
– А я тебя – грифончиком Родригесом, – рассмеялась она.
– Да ради Бога! Но своим родственникам и коллегам по работе ничего не говори о моей связи с Коминтерном. Будет лучше, если они ничего не будут знать обо мне…
– Лучше было бы, если бы ты не посвящал меня в свои политические дела и не подменял бы ими мои и свои чувства. Но я все равно согласна на это, лишь бы быть рядом с тобой.
Григулевич, не находя нужных слов от переполнившего его счастья, осторожно взял руку Лауры в свою и, трепетно ее поцеловав, с волнением произнес:
– Я люблю тебя, Лаура…
С этого дня все его мысли и думы стала заполнять Лаура. Она увидела в нем мучачо[28] своей мечты и готова была ради него пойти на все. Они продолжали встречаться каждую неделю, постоянно тянулись друг к Другу, ощущая тягу такого рода, какую могут испытывать только два любящих сердца. Общение с ним для Лауры открывало окно в большой новый мир – в политику. Ей нравилось, что он разговаривал с ней на равных, корректно и почтительно, уважая и видя в ней личность – это имело для нее огромное значение. Но особенно поразило Лауру, когда Иосиф, расспросив ее о житье-бытье и узнав о том, что на скромной учительской зарплате держится ее семья из двенадцати человек, вручил ей две тысячи песо.
– Это от меня твоим меньшим братьям и сестрам, – сказал он с легкостью в голосе.
– А что ты станешь делать, если в следующий раз я попрошу для них такую же сумму? – пошутила она.
Григулевич достал бумажник и, отсчитав еще две тысячи, сказал:
– Это, считай, задаток для твоей предстоящей по линии Коминтерна поездки в Нью-Йорк, – слукавил он. – А потом, перед отъездом из Мехико, получишь еще столько же. Так что можешь смело потратить эти деньги на семью…
Впоследствии
Парень.
