яйца. Их можно кушать – но мы как-то не решились – а вдруг черепашонок вылезет, будет противно..
Купались, ловили рыбу – черных окуней, варили уху и жарили их на сковородке.
Верх нашей палатки был розового цвета; это усиливало эффект утренней зари. Вся палатка по утрам заливалась розовым сиянием, солнце пригревало, и можно было расстегнуть и откинуть спальник. Даник еще сладко спал, а я брал книжку и читал… Я мысленно желал чтобы сынишка спал подольше – хотел растянуть это удовольствие, насколько возможно. Но, как только чувствовал, что он просыпается – выскакивал из палатки – и за работу: разжигал керогаз и варил наш традиционный завтрак – овсянку.
Ночи были тихие, слышно только шорох каких-то грызунов, наверно полевых мышей. Но вот один раз я проснулся ночью (а сон у меня с детства был чуткий) от необычных звуков: чье-то тяжелое дыхание, пофыркивание и шаги слышались прямо у моего уха – просто рядом, но по другую сторону палатки. Я замер, как бы оцепенел от страха в своем спальном мешке. Выглянуть из платки не решался. Лось, может быть? Я старался успокоить себя – это, верно, лось. Животное потопталось около палатки и, наконец, удалилось. Утром, по следам на примятой траве понял что это был медведь. Да и что лосю было делать у палатки? Их не привлекают кулинарные запахи. Впоследствии я понял что сделал правильный выбор, оставшись в спальном мешке. Медведь мог испугаться, увидев меня, вылезающим из палатки. А испуганный мишка или убежит или атакует – как ему подскажет его звериный инстинкт самозащиты.
В другой раз, уже под утро, я услышал недалеко от палатки топот, как будто лошади бегали. Не выдержал – выглянул из палатки – вижу лисенка, играющего с рулоном туалетной бумаги, оставленной нами на пне. Лисенок размотал рулон и бегал за ним, вроде как котенок играет с катушкой ниток. А звук от его беготни передавался по земле а не по воздуху – поэтому-то и казался таким гулким.
Неделя подходила к концу и, как запланировано, пора было сворачивать лагерь и двигаться дальше. В последний день я говорю сынишке: «на спор, я сегодня вечером поймаю сома «. «Да на что?»– спрашивает он – «у нас кроме искусственных блесен никаких приманок!» «Да вот, на кусок мыла»– отвечаю я. Ну, поспорили, не помню уж на что. Вечером, когда начало смеркаться, сели в наше каноэ и погребли к протоке, что соединяла наше озеро с соседним. В месте, где прибрежные кусты низко склонялись над водой, мы остановились, и я забросил удочку с кусочком мыла на крючке прямо под склонившиеся ветлы у самого берега. Постояли, подождали. У меня никогда не было терпения для ужения на крючок – слишком «статическое» занятие – не по мне. «Ладно»-говорю- «погребли обратно» – уже совсем темно стало. Но удочка как назло застряла – зацеп, что-ли. И немудрено – кругом водоросли, ветки кустов… Стал мотать – тяжело, но все таки поддавалась. «Сук какой наверно подцепил»– думалось мне. Вдруг показалась черная гладкая спина рыбины… Ээ, да это и есть сом! Да, так он клюет – необычно – не дергает как другие рыбы, а
