чего хозяин отворил еще одну дверь.
– Прошу, ваше величество! Сейчас я зажгу свет!
И по мере того, как он наполнял светом длинный и просторный зал, поочередно зажигая толстые восковые свечи, среди мрачных стен черного гранита все явственнее вырисовывался гигантский постамент, на котором лежало нечто, завернутое в белую ткань, ибо то, что проступало из тьмы, невозможно было назвать ни мумией, ни телом человека.
Обойдя вокруг постамента с зажигательной свечой, олигарх бережливо затушил ее и, как чародей, приступающий к священнодействию, начал снимать с мумии матерчатые покрывала. От ветра, вздымаемого полотнищами, колебалось пламя свечей, тени ломались на стенах, и чудилось, будто это нечто шевелится и начинает оживать. Когда же был снят последний шелковый покров, взору императора открылось тело истинного атланта, забальзамированное так искусно, что сохранился даже естественный цвет кожи. Должно быть, для сравнения, рядом с атлантом лежала шестиметровая сариса: острие копья едва доставало до его плечей, размах которых достигал длины метательного пилума.
Но более всего поражала голова – величиной со средний сосуд для хранения зерна. Руки, толщиною в торс легионера каждая, свободно лежали вдоль тела вверх ладонями, в которых уместилось бы колесо повозки, а чуть подогнутые в коленях ноги с мощными, бугристыми от мышц бедрами напоминали прикорневые стволы выросших на ветреном месте, а потому завитых и перекрученных дубов.
И только детородный орган вызывал удивление своими неожиданно малыми размерами.
И все-таки, если можно было говорить об атлетическом совершенстве человеческого тела, еще недавно считавшегося божественным у ромеев, то образец этого совершенства лежал сейчас перед императором и настолько занимал его разум и притягивал взор, что Юлий не заметил, когда Авездра вошла в мавзолей. И не почуял ее по запаху, ибо смолистый аромат бальзама, коим было пропитано тело атланта, в точности совпадал с ароматом благовоний царевны.
Император внезапно увидел ее, когда Артаванская Сокровищница, выступив из-за постамента, медленно двинулась вдоль него, не отрывая глаз от циклопической фигуры атланта. В загадочном восточном взоре вместе с отблеском свечей Юлий узрел страх и восхищение одновременно. Несомненно, Авездра была поражена увиденным, однако ничуть не растеряна – губы ее чуть шевелились, как будто она читала молитвы, а опущенные и чуть разведенные в стороны руки, выставленные вперед ладонями, явно свидетельствовали об обращении к духам или богам.
Возможно, это был ритуал взирания на чудо, некая тайная молитва или прямое обращение к обожествляемой плоти атланта – никто, даже консул Лука, так и не узнал, каким богам, как и где поклоняются македоны. Они строили храмы, но посторонних туда не пускали и при любой попытке проникнуть хотя бы в пещеру, где проходили загадочные ритуалы македон, выставленные для охраны девы-воины хладнокровно засекали лазутчиков насмерть. Открыто они никогда не исполняли своих обрядов, ни в рощах, ни на полях, ни
