а другой врезал ему по башке, и, грубо говоря, дело с концом.
Тем же вечером маме позвонили предки того баклана и сказали: если, мол, я еще хоть пальцем трону их сыночка, они сообщат куда следует и меня «упекут». Я попытался обьеснить, и мама сказала, что понимает, но я-то видел, как она пережевает. И еще предупредила, что раз уж я теперь так вымахал, мне надо быть осторожней, чтоб кого-нибудь ненароком не прибить. Я кивнул и пообещал, что больше никого не обижу. Той ночью, лежа в кровати, мне было слышно, как мама плачет у себя в комнате.
Но, дав тому баклану по башке, моя игра значительно изменилась. На следущий день подхожу я к тренеру Феллерсу и прошу, чтоб он мне разрешил пробежать с мячом прямо по полю, он говорит, валяй, и я на бегу сбиваю четверых игроков или пятерых даже, всем пришлось снова за мной гнаца. В тот год взяли меня на первенство штата. Даже не верилось. Мама подарила мне на день-рожденье две пары носок и рубашку. А потом еще подкопила денег и преобрела для меня костюм, в котором я отправился на вручение наград за победу в чемпионате штата по американскому футболу. Раньше у меня никогда костюма не было. Мама повязала мне галстук, и я пошел на автобус.
2
Банкет в честь команд призеров состоялся в не большом городе Фломатоне, про который тренер Феллерс говорил «Кружополис». Из нашего района пятерых или шестерых игроков команды-победительницы посадили в автобус и повезли туда. Ехали мы часа два, тубзика в автобусе не было, а я на дорожку выдул две бутылки лимонада, так что по приезду в этот Фломатон мне ужастно захотелось по маленькому. Торжественное меропринятие назначили в фактовом зале Фломатонской средней школы, и там мы с ребятами сразу пошли искать тубзик. Я заторопился растегнуть ширинку, но молнию заело, посколько в ней застрял край рубашки. Дергал я, дергал – не туда и не сюда. Хорошо, какой-то добрый малец из команды соперников сбегал за тренером Феллерсом и двумя амбалами, и они попытались расстегнуть на мне штаны. Один амбал говорит, мол, единственный выход – порвать. Но тренер Феллерс, руки вбоки, уперся рогом: «Ты что думаешь, я так и приведу его в фактовый зал, с расстегнутой ширинкой, чтобы у него причиндалы торчали на всеобщее оборзение? Что о нас люди подумают?» Поворачиваеца ко мне и говорит: «Форрест, ты потерпи чуток, а когда все закончица, мы уж как-нибудь тебе поможем, лады?» Я кивнул, посколько ничего другого не придумал, но заподозрил, что терпеть придеца долго.
Войдя в фактовый зал, там уже была куча народу, все сидели за столами, улыбались и оплодировали нашему появлению. Нас усадили за длинный стол прямо на сцене, у всех на виду, и тут я понял, что опасался не напрастно: меропринятие затягивалось. Можно было подумать, каждый в этом зале должен толкнуть речь, в плоть до официантов и уборщитцы. Жаль, мамы рядом не было, чтоб меня успокоить, – она лежала дома в постели, посколько ее свалил гриб. В конце концов начали раздавать призы – мячики золотого цвета: каждого игрока выкликали по фамилии, чтоб он встал, подошел к микрофону, получил приз и
