угнанного скота хайдакцев и табасаранцев. Следуя за ним, Аргутинский поднялся вновь на Гамашинские высоты.
Узнав о событиях, происшедших в Хайдаке и Табасаране, Шамиль, оставив намерение двигаться дальше на юг, вернулся в Ведено.
Он был крайне возмущён, когда табасаранский кадий Исмаил, явившись в Новое Дарго, рассказал о бесчинствах Хаджи-Мурада в их вилаете. Шамиль приказал немедленно призвать к себе Хаджи-Мурада. Но Хаджи-Мурад, вернувшись в Хунзах со сподвижниками, в категорической форме отказался явиться к имаму. Вскоре до Шамиля дошли слухи о том, что Хаджи-Мурад среди жителей аварской столицы стал порочить государ-ственный строй имама, призывая их к непослушанию и неповиновению.
– Люди Хунзаха, – говорил он, – разве тот факт, что Шамиль назначил сына – юнца Гази-Магомеда – правителем, не является доказательством его абсолютной власти и желания сделать этого отпрыска своим наследником? Имамом Дагестана и Чечни должен стать тот, чей кинжал окажется острее, рука сильнее.
Шамиль вторично послал в Хунзах гонца с требованием вернуть жителям Хайдака и Табасарана угнанный скот. Хаджи-Мурад ответил:
– Только с помощью оружия смогут имам и другие взять у меня то, что я таким же путём взял у других.
Тогда Шамиль отправил Кебед-Магому, Даниель-бека и Умалата Ичкерийского со своими отрядами в Хунзах. Хаджи-Мурад собрал сторонников и направился с ними к аулу Батлаич, чтобы встретиться с аскерами Шамиля. На окраине селения произошла схватка. Хунзахцы и цельмесцы, убедившись, что им не устоять против превосходящих сил шамилевского отряда, начали незаметно уходить через верхние окраины. Заметив это, Даниель-бек приказал охватить аул кольцом, чтобы не дать уйти Хаджи-Мураду, засевшему в доме сельского старосты. Мюриды стали окружать дом. Вдруг Хаджи-Мурад появился на крыше. Рукава его черкески были высоко засучены, полы подоткнуты, папаха лихо сдвинута на затылок. Сверкнув большими, широко расставленными на скуластом лице глазами, он закричал:
– Эгей, храбрые уздени Чечни и Дагестана, а ну-ка попробуйте взять меня живым!
– Только живым надо брать его, – шепнул Даниель-бек Кебеду.
Мюридам было приказано не разрушать и не поджигать дом старосты, поскольку Хаджи-Мурад вошёл и заперся в нем самовольно. Оцепив двор, день и ночь просидели мюриды, на утро второго дня из Хунзаха и Цельмеса прибыли старейшие, почетные люди, которые выступили посредниками при переговорах наибов Шамиля с Хаджи-Мурадом. Они с трудом уговорили Хаджи-Мурада сдаться и поехать на суд меджлиса. Только на следующее утро Хаджи-Мурад приказал нукерам распахнуть ворота. Аскеры Шамиля хотели было кинуться на него, но он, подняв шашку, предупредил: «Не смейте подходить!» Мюриды остановились. Повернувшись к цельмесцам, стоящим позади, он крикнул: «Коня!» Затем, пронзив сощуренными глазами стоявших полукругом людей, медленно вложил клинок в ножны. Один из нукеров подвёл ему оседланного коня. Хаджи-Мурад, как кошка, вскочил
