style="font-size:15px;"> – Понравилось?
– Да как вам сказать…
– Ну и славненько… домой иди… домой…
– Это как же… отпустить? – оторопело спрашивает молоденький полицейский, чувствую, без году неделю работает.
– Ну… свободен, свободен… иди…
Свободен. Иду. Выбираюсь возле деревушки, кажется, и есть Мизинцево, водила ждет меня…
– Ничего, нормуль гаишники пропустили, я думал, всю кровь высосут…. Ну давай, поехали…
– Не-е… я домой.
Водила оторопело смотрит на меня. Добираюсь до остановки, забиваюсь в автобус, домой, домой, пропади оно все, домой…
ВЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОТИТЕ УДАЛИТЬ ПАПКУ БУДУЩЕЕ И ВСЕ ЕЁ СОДЕРЖИМОЕ?
Действительно хочу.
ПАПКА БУДУЩЕЕ СЛИШКОМ ВЕЛИКА ДЛЯ КОРЗИНЫ, ЕЁ УДАЛЕНИЕ БУДЕТ БЕЗВОЗВРАТНЫМ
Киваю.
Будущее умирает.
Будущего больше нет.
Вытягиваюсь на постели, надо спать. Выходные кончились, можно и расслабиться. А завтра надо что-то искать, чтобы не гнить в лаборатории до конца своих дней, придется начинать с нуля, тяжело в таком возрасте с нуля, да не с нуля, вообще с минус единицы какой-нибудь… ничего, люди и в сорок лет с нуля начинают…
А?
Сон-то?
Нет…
Не скажу, что там было…
Будущее…. Будущее, о котором лучше не знать…
ХХI-DLV-MMMM транзит
DLV век
– …дорога… до-ро-га…
– Да, да, вы шли по дороге.
– Дорога… машина…
– Да, вы чуть не попали под машину.
– Машина… нельзя…
– Ну конечно, нельзя людей сбивать… водителя судить надо…
ХХI век
…гда не мыл за собой чашки. Никогда. Нет, все мы этим грешили, кто больше, кто меньше. Но в его немытье чашек было прямо-таки что-то маниакальное. У него на подносе собирались баррикады немытых чашек, более того – он злился, когда кто-то пытался их убрать. Говорил, что так ему легче думается.
Не выносил громких звуков. Причем, на какой-нибудь грохот за окном мог не обратить внимание, а малейший шорох в комнате приводил его в ярость.
Спал только на полу. Если на то пошло, он все предпочитал делать на полу: сидел на полу, скрестив ноги, раскладывал на полу свои бумаги, расставлял еду на ковре, мы еле уговорили его использовать для еды поднос. На званых приемах и деловых встречах он чувствовал себя не в своей тарелке. Когда однажды мы зашли в бар и хотели выпить у стойки, он отказался, сказал, что здесь слишком высоко.
Но вместе с тем он не переносил нижних этажей, ему все время нужно было забраться повыше, повыше. Когда мы приезжали в какой-нибудь город, он выбирал самую высокую гостиницу. Доходило до абсурда: если верхний этаж оказывался занят, он ходил по номерам и предлагал постояльцам поменяться с ним номером.
Стоит ли
