ти и греха,Решив, что ничего не скрою,
Облёк в причудливость стиха,
Чтоб рассказать под рокот МКАДа,
(Что чуть слышнее, чем цикада,)
О том, как рыцарский доспех
Служения прекрасной даме,
В наш сложный век играет с нами
То в пораженье, то в успех.
Завидово
Друзья, заглянем ненадолго,
На пару месяцев назад.
Где с Шошею скрестилась Волга,
Угодья дивные лежат,
Cредь них дом отдыха с отелем,
И первоклассный ресторан.
Туда, лечиться на неделю,
Как повелели доктора,
Уехал мой герой, Виталий.
Хотя и отроду ему,
Уж сорок восемь отсчитали.
Он холост был, и, потому,
С собой, в подобные курорты,
Возил девчонок для забав.
Чуть утро, оправляя шорты,
И чуб седой со лба убрав,
Бежал Виталий, бодрой рысью,
Вдоль ровно стриженых дерев,
И, на открытом солнцу мысе,
Шесть километров одолев,
Упорно занимался йогой,
Которую предпочитал.
Всегда, к тому же, плавал много,
Имел недюжинный закал,
Но, нынче ощутил усталость
От государственных забот —
Простуда, может быть сказалась,
Иль кризисный донельзя год.
А спутницы, меж тем, лениво,
С кроватей щурились на свет.
Их за окном перспектива
Слегка пугала, и, нет-нет,
Они друг дружку поддевали,
Мол: «захолустье – твой удел!»,
Пока не приходил Виталий,
Тогда клубок дрожащих тел
Сливался в утренний молебен
Любви, и дружбе, и теплу,
Так сладостен, так непотребен…
Потом, умывшись, шли к столу.
Когда, поев блинов и каши,
Спускались вниз герои наши,
Наполнить шумом вестибюль
Тамара говорила: «Юль,
Пойдем сегодня на массажик!»
«Конечно, но сперва в спортзал!»
Вот это жизнь! Порою, даже,
Виталий властно подзывал
Портье, то, заказать им баню,
То, лошадей пуститься вскачь,
То, в ресторан, котлет кабаньих
Вкусить, под квас и спотыкач[1].
Зарёй зарделся день четвертый,
И скука силой налилась,
События такого сорта
Нам всем знакомы, но, alas![2]
Им сладу нет. Мужчинам ведом
Симптом хандры – тоска подруг.
Скандал подчас приходит следом,
И, разорвать порочный круг
Способны только развлеченья,
Внимание, или дары,
Но, лучше, их объединенье.
Что ж, эти правила игры,
Виталий знал не понаслышке,
И, к испытанью был готов,
Он предложил поехать в Мышкин,
Но услыхал: «Ну, нет! Не то!»
Вздохнув притворно: «Dio mio![3]»,
С улыбкой лёгкой мудреца,
Из-за спины, как Игорь Кио[4],
Он ловко вынул два ларца,
Чья глубь, под итальянской кожей,
Скрывала золото серёг.
Тут был восторг, любовь, и всё же,
Покой курортный не сберёг
Виталий этими дарами,
И, в пятницу, в полночный бег
Собрались, чтоб ожило пламя
В горниле модных дискотек.
И, погрузились, без оглядки,
В подбор нарядов, перекрас,
Потом, скользя по Ленинградке,
Трещали, словно в первый раз
Огней увидев блеск столичный,
От возбужденья обалдев,
Меж тем, Виталий иронично
Следил за настроеньем дев.
Рассказ Виталия
Пускай он их и знал недолго,
Но,
Сладкий алкогольный напиток, делающийся на основе ягод.
Увы!
Мой бог!
Знаменитый иллюзионист.
