стразу после полуночи Курту Шнайдеру пришла в голову мысль показать своей подруге, которую он уже изрядно к тому времени напоил (искусственные существа пьянели в той же степени, что и люди), настоящий красочный и шикарный фейерверк. Очень быстро выяснилось, что остальные девушки также ни разу в жизни не видели фейерверка, хотя теоретически знали, что это такое. Идея понравилась всем и немедленно была осуществлена с большим размахом и энтузиазмом. Да и как ей было не осуществиться, если на вопрос, есть ли в Доме фейерверк, Ганс Иванович лишь усмехнулся и немедленно отдал приказ по маленькому – меньше сигаретной пачки – и плоскому карманному телефону.
Такие же телефоны, кстати, были со вчерашнего вечера и у всех людей для связи друг с другом и обслуживающим персоналом. Арнольд и Ганс Иванович уверяли, что этому устройству не страшны любые расстояния, а заряжается он просто от солнечного света и без подзарядки способен работать до десяти местных суток, которые на Лоне длились двадцать пять с половиной часов.
Фейерверк вышел знатный.
Помощники Ганса Ивановича натащили на берег большое количество разнообразнейших праздничных ракет и шутих на любой вкус и, когда, распустившиеся в небе цветные яркие бутоны и россыпи фейерверка затмили своим сиянием и блеском звезды, Велга как-то вдруг и окончательно понял, что они победили и при этом остались живы. И понимание этого простого факта наполнило его такой чистой и всеохватной радостью, что даже сердце, как ему показалось, сладко замерло на секунду, не в силах вместить в себя сразу всю эту радость, но все же справилось, мягко ткнулось изнутри в грудную клетку и снова застучало учащенно и мощно.
По этому поводу требовалось немедленно сказать тост и выпить, что Александр и сделал, так как привык выполнять принятые решения. Отряд, как один человек, поддержал своего командира, а Дитц, расчувствовавшись, тут же отчего-то предложил тост за любовь, от которого также никто не смог и не захотел отказаться.
В дальнейшем ночь в памяти лейтенанта распалась на фрагменты, которые позже он, как не старался, так и не смог собрать в одно целое.
Он помнил, как вместе с Кариной они лежали на воде и смотрели в бесконечное ночное небо, полное звезд и неизъяснимой тайны.
Большой костер на берегу, который развел Вешняк, и совершенно незнакомые, но удивительно красивые песни, что пела Аня, аккомпанируя себе на гитаре.
Теплые мягкие губы Карины, и ее медленные, нестерпимо сладкие ласки.
Крепкий вкус испанского вина херес, которое они с Дитцем пили прямо из горлышка, передавая друг другу бутылку.
Мощную фигуру Малышева, уносящего Аню на руках к Дому.
Валерку Стихаря, настойчиво пытающегося обучить музыкантов словам и музыке знаменитой «Мурки»…
Ночевать почти все остались на берегу.
Кажется, именно друг Хельмут заявил, что негоже, закаленному в боях и походах солдату привыкать к мягкой перине и теплому одеялу. Настоящий солдат спит
