ну, ты ж явно тутошний, не француз и не канадец…
– Ну, если тебе так спокойней, называй меня Серый – меня почти все приятели так зовут.
– Серый? Ты ж скорее Коричневый или там Каштановый… Ну пусть будет Серый.
– Каштановый – красиво, но как-то классической литературой пахнет… Для начальной школы, нет?
Аня недоуменно посмотрела на собеседника. Сегодня они, пройдясь по набережной, устроились в милой пивной всего на несколько столиков. Пахло рекой, над головой шуршали листьями каштаны.
– Почему для начальной школы? – спросила девушка. – А-а-а… Каштанка…
– Какая вы начитанная, сударыня, для студентки особенно. Прямо диву даешься.
– Я студентка-отличница… – хихикнула Аня.
– Здорово, я тоже был отличником. Правда, очень не вчера.
– А когда?
– Эх, Ань, я сейчас, наверное, покажусь тебе совсем старым. Мне тридцать четыре только недавно исполнилось.
– Точно, кажешься… Просто пень трухлявый!
Девушка почти нарочно провоцировала собеседника. Тот, когда его подначивали, как-то по-особому славно улыбался и поглаживал бородку.
– Может быть, сударыня, может быть…
– А скажи мне, сэр трухлявый пень, а где ты был студентом-отличником?
– Сначала на мехмате в универе. Знаешь здание па Подоле?
Аня кивнула – здание было известное. Когда-то в нем располагался генеральный штаб, потом просто военная академия, а потом военные отдали роскошные аудитории с отличным оборудованием университету. Поселившиеся в нем математики, физики и химики почувствовали себя вольготнее и образовали новый факультет, экологический. Здесь, как рассказывали Ане ее приятели, нужны были всякие знания. В том числе и физика с математикой.
– Сначала? А что, было и «потом»?
– Было. Я с третьего курса начал науку писать. Ну как «писать»… Сначала как крот слепой. Тыкался в давно известное, разработанное чуть ли не сто лет назад. Постепенно нашел задачи, которые уже придумали, но решения их еще не нашли. Потом научился эти решения находить. Преподы зауважали и написали рекомендацию в Принстон. Учился там заочно. Два года. И язык заодно подтянул… Американский, правда. Но все-таки…
– Ого, здорово же!
– Да, сам собой жутко гордился. Ну вот, а потом меня в этот же Принстон позвали учиться. Отец чуть живьем не съел. Кричал, что я предал страну и что теперь он мне не отец. Конечно, можно было остаться. Писать науку тут. Но я чувствовал, понимаешь, Ань, чувствовал, что нужно ехать, хотя бы на год. Посмотреть, как работает наука, которой сто лет не мешали всякие там бюрократы… Наука, которая развивается так, как надо ей, а не партийной верхушке.
Это Аня понимала просто отлично: ее академия дизайна и моды появилась только после развала Союза, когда вдруг оказалось, что дизайн – это целое направление развития культуры, причем непростое, и что мода – это не мини-юбки, коварно пришедшие с загнивающего
