жизни будет мало чудесного. Работа по восемь часов где-то в конторе, потом еще десять часов дома – покупки, стирка, готовка, телевизор по вечерам, шесть часов сна. Выходные, праздники, когда собираешь друзей и вы вместе пытаетесь забыть о работе; семья и дети, огромные усилия для того, чтобы выросла еще одна белка и закрутилась в этом старом как мир колесе. Бабушка пережила войну, и ей всё, что «лучше, чем в блокаду», было хорошо. Мама выросла в СССР, и для нее то, что нет больше запретных тем, что можно покупать любые книги, можно съездить за границу и посмотреть, как там на самом деле люди живут, было счастьем, «а денег на жизнь заработаем, чай, не безрукие». А вот Юля даже не понимала, о чем мечтать: всё казалось серым, безвкусным и бессмысленным.
Тогда она набросилась на книги. Не на маминых вожделенных Булгакова с Солженицыным, а на то, что мама презрительно называла «дамскими романами»: Франсуаза Саган, Дафна дю Морье – это еще «на грани приличия», почти «серьезные писатели», но тайком любимые романы про Анжелику – это уже совсем неприлично. «Какая-то бабушка Эмануэль», как говорила мама, подразумевая популярные в то время порнографические романы и фильмы, в которых жена французского дипломата Эммануэль перетрахала всех и вся, до кого сумела дотянуться, во имя свободы, равенства и братства. Анжелика тоже спала со всем, что не прибито к полу, но Юля ценила ее не за это. В жизни Анжелики случались всяческие страсти-мордасти: ее судили, продавали в рабство, ссылали в Америку, у нее отбирали детей, казнили любимого мужа, который позже оказывался недоказненным, становился пиратом и появлялся в Самый-Последний-Момент, чтобы спасти супругу от очередной опасности. Анжелику хотели все: король Франции, парижский король карманников, все корсары Средиземного моря, вместе взятые, все султаны из всех восточных гаремов. Ее жизнь казалась яркой и наполненной. Разумеется, Юля не хотела, чтобы с ней случилось нечто подобное; кроме того, она подозревала, что вместо паши ей попался бы унылый новый русский в малиновом пиджаке, а вместо пирата – бандит в тренировочных штанах, но в том и прелесть книг, что они позволяют пережить невероятные приключения, ничем не рискуя. И Юля, хоть и соглашалась с мамой, что такие книги не стоят доброго слова, всё же любила Анжелику. В конце концов, как говорили тогда в рекламе: «При всем богатстве выбора другой альтернативы нет» – подобные книги были единственным, что хоть немного поднимало тонус, давало Юле возможность испытывать хоть какие-то яркие эмоции, потому что реальность с этим не справлялась.
День рождения тоже пошел насмарку. Мама оставила для Юли открытку с котятами, на которой написала поздравление, и подарок – белый и удивительно мягкий британский свитер из «секонд-хенда». Юля фыркнула: обещала ведь не тратить денег, и вот не смогла удержаться. На кухне она обнаружила, что мама напекла оладий и, достав земляничное варенье из бабушкиных запасов, нарисовала на верхнем оладушке улыбающуюся мордочку, предвосхитив тем самым появление смайликов,
