т. е. ни слова о прошлом.
Казалось, оба мы боимся коснуться его роли доносчика, «сексота» и тайны, которую хранили в глубинах памяти.
Но в наших молчаливых взаимоотношениях существовали две особенности. Проницательная пытливость моего взгляда, как будто всегда спрашивающего «Ну что, негодяй, каково теперь тебе?» и страх его, изобличённого – как будто застигнутого врасплох при совершении нечистого деяния…
Скажу откровенно, что жажда мести ни на минуту не покидала меня. И что только я не придумывал, какие только планы уничтожения не строил!
Но чтобы быть до конца правдивым, должен признаться – убрать его открыто, по-рыцарски, я теперь не хотел. И чем дольше наслаждался радостью свободы, тем больше пугался неволи; значит, нужно было придумать метод постепенного, незаметного уничтожения этого ничтожества.
Убивать постепенно… Способ должен быть верный. Надо найти какое-то ядовитое вещество, которое можно насыпать в пишу или питьё. Но каким образом? Как это практически осуществить?
Наиболее удобный и надёжный способ – отравлять, прибавляя к спиртным напиткам. Мне невольно вспоминался тот вечер, когда Гамзат с каким-то отчаянием, впервые в жизни, если можно поверить его словам, осушал один стакан за другим вина, водки и коньяка, и как он в состоянии тяжёлого опьянения без чувств был вынесен из комнаты.
С этого и начну, решил я.
Я не стал устраиваться на работу, соблюдал траур, как положено по обычаю в течение сорока дней. Однако, несмотря на запрет употребления спиртного в такие дни, я каждый вечер покупал бутылку водки, приглашал в отдельную комнату Гамзата и там распивал с ним – старался как можно меньше выпить самому и как можно больше подлить «другу».
Гамзат пил, пил по-прежнему молча, не глядя мне в глаза, не отказываясь ни от одного стакана. Пил не только за мой счёт, а со временем сам стал приносить дорогие коньяки и угощать меня. И каждый раз мне удавалось как-то изловчиться, отвлечь его, чтобы выплеснуть напиток из своего стакана. Затем я решил вместо посуды из прозрачного стекла пользоваться в таких случаях фарфоровыми чашечками, чтобы не было видно количество содержимого.
Гамзат, конечно, не сомневался в том, что каждодневным употреблением спиртного я «заливаю» горе утраты, а прошлое предано забвению.
По истечение сорока дней я поступил на работу. Наши «жертвоприношения Бахусу» и по истечение траурных дней продолжались регулярно, а по выходным дням – с утра до вечера. Поскольку мы никуда из дома не отлучались, после изрядного употребления хмельного заваливались спать.
Жёны наши не обращали на это никакого внимания и даже, кажется, были рады этому.
Чтобы не хмелеть и ограничить воздействие спиртного, перед тем как «раздавить» чекушки я проглатывал сливочное масло и вообще плотно наедался. Гамзата же с коварством, присущим истинному врагу, старался напоить натощак, ставя на закуску зелень или фрукты.
В
