Европы повара. Все они страстно хотели быть описанными мной в новой книге.
Недолго мне удавалось оставаться непреклонным, ссылаясь на занятость и исчерпанность темы. Сломался я довольно быстро, когда размер предлагаемых мне гонораров превысил сумму, которая способна обеспечить достойное существование трех поколений моих потомков.
Получив согласие, хитроумные соискатели тайной славы тут же, не сговариваясь и даже не зная о существовании друг друга, выдали мне авансы. Что полностью отрезало все пути к отступлению, ибо киллер для какого-то, пусть и модного, писателя стоит гораздо дешевле.
К тому же предусмотрительные мои клиенты выдали авансы, опять же не сговариваясь, фальшивыми купюрами, а возврата, несомненно, потребуют настоящими.
Вот эти истории, записанные по памяти с минимальным художественным произволом и без какого бы то ни было стремления приукрасить этих людей или же, напротив, выставить их в неприглядном свете.
В общем, велика и безразмерна Россия характерами. И как бы мы ни стремились состряпать при помощи пера, бумаги и буйного полета фантазии нечто абсолютно уникальное и невероятное, на бескрайних российских просторах оно уже где-нибудь существует.
Сумасброд
Андрей сам называет себя сумасбродом. Поэтому не станем искать иных характеристик, а воспользуемся предложенной нашим героем. Ибо кто знает человека лучше, чем он сам, проводящий наедине с собой двадцать четыре часа в сутки до тех пор, пока его не положат в деревянный футляр стандартной конфигурации и не закопают на глубине двух метров. Правда, самооценки порой расходятся с реальностью, поскольку не каждый из живущих наделен способностью к объективной рефлексии, не оставляющей никаких шансов таким субъективным чувствам, как жалость к себе или стремление к самоуважению.
Но в данном конкретном случае не согласиться с Андреем невозможно. Поскольку он действительно ярко выраженный сумасброд. Однако таковым он был не всегда. В противном случае, если бы сумасбродство Андрея было генетического свойства, ему не удалось бы нажить того огромного состояния, которым он владеет сейчас. Ну а потом, удалившись от дел, он начал сознательно культивировать в себе это национальное качество, за счет которого в значительной степени питалась великая русская литература XIX века, описывавшая некоторых представителей выродившегося мелкопоместного дворянства в виде вредоносных насекомых.
Не отвлекаясь на период становления нового характера, на первые робкие шаги и незначительные завоевания на поприще произвола, движимого непредсказуемыми импульсами дерзкой фантазии, сразу же перейдем к изложению главного реализованного проекта Андрея, которым он заслуженно гордится.
Три года назад, облюбовав в глухом углу Владимирской области девственное в отношении цивилизации местечко, он возвел на приобретенном по дешевке земельном участке шикарный трехэтажный дом с многочисленными хозяйственными постройками, обнеся территорию основательным забором. Получилось что-то типа хорошо укрепленной крепости с вышками для пулеметчиков по периметру. И заселил эту крепость двумя десятками охранников, управляющим, двумя поварихами и двумя горничными, которым исправно платил зарплату. Сам же хозяин в доме не жил ни дня.
Следует отметить, что владение Андрей оформил по фальшивому паспорту на никогда не существовавшего в природе человека.
В радиусе пяти километров находились два бедных села – Каблуково и Вязгино. И две полуразвалившихся деревни – Федотовка и Луначарка. В этих населенных пунктах проживало около восьмисот человек преимущественно пенсионного возраста. Однако была и относительная молодежь, возраст которой не превышал сорока лет. Таковых было сотни две.
И Андрей, переодевшись в простой, изрядно потертый костюм, зачастил то в Каблуково, то в Вязгино, то в Федотовку, то в Луначарку, имея в карманах лишь небольшие денежные суммы мелкими купюрами, билеты на электричку и местный автобус да хорошо сохранившийся браунинг образца 1913 года. В качестве псевдонима выбрал хорошо себя зарекомендовавшую фамилию Нечаев.
Андрей довольно быстро перезнакомился чуть ли не со всеми жителями вышеуказанных населенных пунктов, чему способствовали его приятное открытое лицо, умные разговоры и готовность, с которой он угощал мужиков водкой скверного качества, продающейся в сельских продмагах Владимирщины. Собрав вокруг себя десять-пятнадцать мужчин, отвыкших от крестьянского труда и не нашедших ему какую-либо позитивную замену, товарищ Нечаев расспрашивал людей об их тяжелой доле, о насущных потребностях, об обидах, которые у них накопились на обворовывающих народ толстосумов. Постепенно аудитория, которую собирал интеллигент, остро переживавший свалившуюся на простых людей беду, расширялась. На сходки, где можно было не только выговориться, но и узнать много умного и справедливого о себе, о своей участи, стало собираться все дееспособное население. Причем Нечаев не только слушал людей и сочувственно
