ядами с ближайшего кладбища, третьи любители городских легенд утверждали, что дело не в доме, а в парке. И только единственный сайт, претендовавший на звание достоверного источника, поведал, что выселение рабочих было связано с экономией на строительстве дома, что нарушены были все нормы и правила и довольно умело в послевоенной разрухе скрыты, что директор завода был отправлен под суд, а потом – по закону, что по стенам пошли трещины, окна вылетали чуть ли не сами по себе, канализация не отводилась как положено, а трубы постоянно прорывало из-за оседания здания. В общем, в доме не было никакой мистики, и не было ничего странного, что его облюбовали наркоманы. Многие из них, как считала Ирина, стыдятся своей привычки, вот и прячутся от посторонних осуждающих глаз.
Она какое-то время понаблюдала за группой, потом, покосившись на водителя, который так и курил одну сигарету за другой, стала потихоньку отходить в сторону, пока не оказалась на просеке, и только тогда, стараясь, чтобы ее не заметили криминалисты и оперативники, быстрым шагом пошла к старому дому.
Она опасалась, что со стороны входа стоит полицейский, так и оказалось, но он был занят – увлеченно болтал с кем-то по телефону. Совсем молоденький, ровесник погибшего парня, и Ирине даже стало совестно, что ему попадет из-за ее своеволия. Потом она обругала себя – здесь она точно такой же сотрудник, как и все остальные. Это не было правдой, но сошло за самооправдание.
Крыльцо было основательным, каменным, а дверь от времени рассохлась и перекосилась, и Ирина открывала ее с осторожностью. Дверь не то простонала, не то глухо захохотала, под ногами зашуршали обломки камней и дерева. Первое впечатление было обманчивым – в дом наведывалась местная молодежь. Кривые, но свежие еще надписи «8 „Б“, школа № 30», «Лизка – дура!!» и «Людочка, я тебя люблю! А.», а также конфетные фантики и банки из-под лимонадов и пива, попадавшиеся в бывшем подъезде, говорили об этом довольно отчетливо. Но подниматься наверх или даже проходить вглубь дома школьники не рисковали. Ирина осторожно, нащупывая под ногами пол, шла вперед, к лестнице, и потом – на четвертый этаж. Полицейский ее не заметил, возможно, оглянулся на хохот двери, но проверять ничего не стал. В доме было жутко, пахло гнилью, застарелой пылью, землей, каким-то тряпками – не так давно здесь кто-то все-таки жил, – и Ирина успела пожалеть, что полицейский ее не остановил.
Одиннадцать метров, сказал эксперт, потолки здесь высокие, значит, четвертый этаж, и Ирина поднималась, стараясь не думать о мрачных прогнозах достоверного сайта. То и дело ей казалось, что дом вздыхает перед тем, как обрушиться на нее, а лестница вот-вот провалится под ногами, и никто ее не услышит, пока не решит, что пора подняться наверх. Но она знала, что группа опасается дождя, поэтому в нарушение каких-то там правил работает сначала на улице.
И все же она добралась и увидела открытый дверной проем, и услышала голоса группы, перевела дыхание и сделала шаг вперед.
– Быстрее работаем, быстрее! – донесся до нее голос следователя.
