хлопнула дверью джипа с такой силой и злостью, словно хотела отомстить бедной иномарке и ее хозяину за что-то. Хотя было неясно за что. Данька, словно невольник, с убитым видом плюхнулся за руль. И они уехали.
Катя вновь осталась одна. Дом священника, церковь, вековые ели, дворняжка на цепи у будки…
Кто были все эти люди, только что появившиеся и исчезнувшие? Здешние, приезжие, местные, чужие? Пригодятся ли в будущем в деле об убийстве хотя бы их имена?
Не успела Катя это подумать, как появился еще один незнакомец. Старческой прихрамывающей походкой он почти бежал со стороны огорода – седенький, пожилой, похожий на гнома в кепке. Задохся, остановился, истово перекрестился на купола-луковки и точно в прорубь нырнул в дом. Катя обогнула церковь – нет ли кого-нибудь на заднем дворе? Нет. Сарай, запертый на замок, верстак, поленница дров, какие-то бочки. Она хотела вернуться снова в дом, переговорить с Колосовым, но он вместе со стариком вышел на улицу сам.
– Нет, ну что вы, помилуй бог, – донесся до Кати взволнованный голос старичка. – У отца Дмитрия здесь не было врагов! Более уважаемого человека трудно было найти во всей нашей округе.
– Вот, Екатерина Сергеевна, познакомьтесь. – Колосов чинно и официально представил Катю. – А это Захаров Алексей Тимофеевич, друг потерпевшего.
– С давних времен дружили. Сам-то я был директором школы в Воздвиженском – почти четверть века был, да… Сейчас на пенсии, школу закрыли. А отец Дмитрий все эти годы был нашим пастырем, кормчим в бурном море житейском. Совета, помощи, утешения многие у него искали. И находили, да… И вот такое горе, такая беда. – Захаров смахнул ладонью с глаз слезы. – Я вчера вечером, как узнал от милиции, прямо не знал, что делать, куда бежать…
– Алексей Тимофеевич, а что за человек был отец Дмитрий? – спросил Колосов.
– Хороший, замечательный человек, истинный духовный пастырь. Его все знали, любили. Как праздник какой – все из районной администрации, из города к нам сюда. А на Пасху, на Рождество – вы бы поглядели… И больницы он посещал, и дома престарелых, и православно-просветительские лекции читал, и в тюрьме сидевших поддерживал – раз в месяц обязательно ездил. А крестил как – душа радовалась смотреть. Милицию всю крестил, пожарную команду нашу. Я вот у него внуков крестил, Притворовы – соседи мои – вообще всей семьей. Язычники же мы все были, безбожники, и край наш благословенный, увы, в язычестве и неверии погряз.
– При отце Дмитрии обнаружена крупная сумма денег в портфеле, – перебил его Колосов. – Не знаете ли вы, что это за…
– Бандиты не взяли деньги? – Захаров испуганно-изумленно воззрился на Колосова. – Как же это? Неужели они не взяли?!
– Нет, деньги мы обнаружили в портфеле возле тела. Сорок три тысячи рублей.
– Конечно же, я знаю, я скажу вам, но как же это странно… Что же это, а? За что же его тогда убили? – Захаров тревожно моргал. – А деньги… это пожертвование.
