они так делают. Сейчас она знает: каждое касание восхитительно. Таким, должно быть, было яблоко Евы.
Оливии хотелось большего.
– Ты являешь собой угрозу, – пробурчал Аэрон.
– Полезную угрозу. – Возможно, если напоминать об этом почаще, он наконец поймет, что действительно нуждается в ней.
Не удостоив ответом, Аэрон повел ее по коридору, помогая удерживаться в вертикальном положении. А на лестнице ему вообще пришлось взять ее на руки, что было еще лучше. Оливия насладилась бы ситуацией в большей степени, если бы не отвлекалась на окружающую обстановку. Стены крепости украшали картины, изображающие как небеса с парящими в облаках ангелами, так и ад. Оливия намеренно отвела взгляд от последних, чтобы не мучить себя воспоминаниями о проведенном там времени.
Также имелись полотна с обнаженными мужчинами, величественно возлежавшими на шелковых простынях. Оливия таращилась на них во все глаза, нимало не смутившись, даже когда пришлось утереть слюну. Все это: кожа… мускулы… мощь… – куда лучше смотрелось бы, с головы до ног покрытое татуировками.
– Украшением дома занималась Анья. Так что тебе лучше закрыть глаза, – произнес Аэрон своим глубоким голосом, нарушая ее пир для глаз.
– Почему? – Закрывать глаза просто преступно! Без сомнения, этим поступком она оскорбила бы своего Бога, ведь ей как раз и полагается восхищаться его творениями.
– Ради всего святого, ты же ангел. Тебе не следует смотреть на такие вещи.
– Падший, – снова напомнила ему Оливия. – Тебе-то откуда знать, что мне следует делать, а что нет?
– Просто… закрой глаза.
Поставив Оливию на ноги и поддерживая, Аэрон заставил ее завернуть за угол.
Внезапно ее слуха достиг хор голосов, и Оливия напряглась и споткнулась, не готовая иметь дело с кем-нибудь еще, кроме Аэрона.
– Осторожнее, – сказал он.
Она замедлила шаг. Люди непредсказуемы, а его бессмертные друзья – и подавно. Хуже того, теперь ее тело восприимчиво к любого рода насилию. Ее могут пытать, физически, духовно и эмоционально, и ей не удастся улететь прочь.
На небесах все друг друга любят. Там нет ни ненависти, ни жестокости. Здесь же доброта не в чести, а люди часто обзывают друг друга ужасными словами и унижают, умышленно раня гордость.
Оливия с радостью предпочла бы провести каждую минуту своей смертной жизни наедине с Аэроном.
«Помнишь, как ты выбирала между добром и злом? Тогда ты решила, что возможность получить удовольствие стоит чего угодно. Так что ты справишься. Должна».
– Ты в порядке? – спросил Аэрон.
– Да, – решительно отозвалась Оливия.
Они обогнули еще один угол и вошли в столовую. Аэрон остановился. Голоса мгновенно стихли. Быстро осмотревшись, Оливия увидела, что за ломящимся от еды столом сидят четверо. Четверо потенциальных мучителей.
От страха у нее перехватило дыхание. Не осознавая, что делает, она вывернулась из объятий Аэрона
