досягаемость своих речей до ушей морской братии, которые, казалось, были устремлены не к тому, чтобы успокоить взбешённого моряка и его друга, а наоборот, произносились специально для того, чтобы ещё сильнее его раздразнить. Капитану был прекрасно известен характер ревнивцев, он знал, что они не остановятся на полпути, если уже решили реализовать задуманное, и понимал, что единственный способ лишить Крозона возможности убить свою жену – это вывести его из строя на дуэли.
Но, в то время, пока он произносил свои слова, неожиданная перестройка сознания происходила голове обманутого мужа, который, казалось, наконец-то начал размышлять. Он долго колебался, этот несчастный муж, и ему нужно было сделать непривычный шаг назад, чтобы продвинуться вперёд, и китобой был настолько поражён спокойствием и хладнокровием, которые демонстрировал Нуантэль, что, наконец-то, воскликнул:
– Вы не хотите испытать средство Бернаше… и вы утверждаете, что у вас есть другой способ доказать мне, что я вас обвинил несправедливо. Следовательно, скажите, что это за средство.
– Зачем? Нет.
– Если вы мне его не сообщите, то это будет означать лишь одно: вы прекрасно понимаете, что ваши доводы не смогут меня убедить в вашей правоте.
– Я бы вас в ней легко убедил, но для этого мне, возможно, потребовалось бы некоторое время, а вы, кажется, не расположены ждать. Да и я также. Так что давайте закончим с этим фарсом. У вас карета внизу?
– Времени? Как это, времени…? Объяснитесь.
– Вы действительно этого желаете? Ладно, но признайтесь, что я оказываю вам любезность. Итак, если бы вы были человеком хладнокровным, я предложил бы вам показать мне анонимное письмо, которое вы получили только что. Вы раньше предлагали мне показать и другие, более ранние. Вы на самом деле можете это сделать?
– Без сомнения… и что произойдёт, когда вы их увидите…? Что это изменит?
– Когда я их увижу, случится одно из двух: либо я узнаю почерк вашего любезного корреспондента и, в этом случае, мы пойдём к нему вместе с вами, вместе, не теряя ни одной минуты, и вынудим его признать, что он лгал… или я его сразу не опознаю, и тогда я начну расследование, которое закончится, я в этом уверен, установлением личности этого негодяя. Именно один из моих тайных врагов сделал это, а их у меня только три или четыре. Я бы обязательно отыскал единственного автора этого письма из числа этой четвёрки, но это было бы слишком длинной историей. Давайте не будем больше говорить об этом.
Крозон ещё немного поколебался, а затем внезапно вытащил бумагу из своего кармана, и протянул её Нуантелю, который испытал, бросив на неё взгляд, наиболее живые эмоции за последнее время, сравнимые разве что с теми, что он ощутил, узнав о смерти Джулии д’Орсо.
У писем никогда нет исключительности, бросающейся в глаза с первого взгляда. Например, скорописные бумаги, употребительные в торговле, походят друг на друга, как яблоки одного сорта в ящике,
