ещё раз меня поцеловал, но на этот раз в лоб, словно демонстрируя собственную ранимость. Усмехнулась, ведь понимала, что начинались показательные пляски Илюшиного чистосердечия, призванные найти отклик в моей душе. Но не находили – открытости не замечала у Лоскутова. Увы. Всё что сейчас происходило между нами с Ильёй – чепуха, психологическое программирование.
Образ, где он, она и вокруг страшный мир, навязан нам фильмами, любовными романами. Ими мы увлекались в прыщавый период своего взросления. Да, мелодия звучала у нас в головах, как в романтической картине, но называлась она: «Шум гормонов». А кинематографисты старались, делали свою работу честно, и герои втискивались в необыкновенной красоты пейзажи, на фоне коих обязательно целовались – трепетно и страстно. Без слов нам транслировалась со страниц или экрана некая идея, заключающаяся в упрощённом виде: они всегда готовы вместе сражаться против изменчивого света.
Нападение – защита. Оборона – капитуляция.
Кругом трансляция и навязывание идей, сублимация и позёрство.
Кругом. И я часть этого мира, ведь особое состояние и обстановка действовали и на меня.
Мы с Ильёй сейчас шагнули на тропу шаблонов. Я, Илья и мой страх перед грядущим. Только в нашем сюжете с врагами сражаться буду только я.
Вдруг лицо мужчины, его взгляд изменились. Иллюзия оборвалась жестким, страстным поцелуем, обрушившимся на мои губы. Руки любовника прошлись по спине, но не задержались на ней, а легли на ягодицы.
Илья требовал ласк, вынуждал меня ответить ему взаимностью. В душе я хохотала: момент душевного целомудрия был разрушен. И правильно! Пусть катится к лешему. Так всё привычнее, спокойнее, проще для нас обоих.
Отстранилась от Ильи, но мой взор наткнулся, на стоящую рядом Люси.
Я прохрипела:
– Комарова, не хорошо подсматривать. Иди, и сделай вид, что ничего не разглядела.
Илья ошарашено взирал на меня, но из кольца рук не выпускал.
Тряхнула головой и всмотрелась в лицо подруги. Она стояла, держась за горло рукой. Бледная, с распущенными волосами, в одной кофточке и брючках.
– Милка, что случилось? – встревожилась я. – Почему ты раздета?
Я миллион лет не называла её Милкой – подруге не нравилось. Но наедине, в моменты откровений и женских посиделок «на двоих», я продолжала в шутку называть её Милой. Это был наш секрет.
Много же у меня секретов!
– Здесь никого нет, – произнёс Илья ровно в тот момент, когда я оттолкнула его, осознав, что передо мной призрак.
Ничего не говоря, рванула по тропинке к дому. Сердце клокотало внутри, ноги стали деревянными, а ладони – кололо тысячью игл.
– Стой! Я помогу! – орал сзади Илья.
Я бежала. Дыхание перехватывало, а перед глазами появились чёрные пятна. Тёмный лес расплывался, а светлое пятно усадьбы – смазывалось.
