он тягло уничтожил.
А что теперь считаете богатым —
Так до богатых нам еще куда там…
Живет же человек такой на свете:
Ответит – будто бы за всех в ответе.
Живет не как бог на душу положит,
И никакой червяк его не гложет.
А может, лишь одно его тревожит —
Что не вернется день, который прожит.
Родительский дом Дмитрия Ковалева – обычный многосемейный дом, где если не витала постоянная пасмурь голода, то и не жила сытость: отец поэта – кузнец, мать – крестьянка. Запомнилась Дмитрию Ковалеву от детства кузница, ежедневная, до пота, работа отца, бессонная забота матери о будущих сеятелях и защитниках кровной земли:
Все отняла война:
Двух братьев,
Вести
От матери,
Всю молодость сполна.
Черезо всю страну
С тобой мы вместе.
Хоть этим
Осчастливила война.
Внешняя негромкость судьбы и родословной Дмитрия Ковалева породила и негромкий характер творчества самого автора. Но эта внутренняя собранность души поэта и есть благодатная и благородная натура, сильное движение слова.
Издревле на Руси порядочность была обыкновенным достоинством народа, а нравственность – рядовым и привычным фактом, что и сплачивало наш народ в годины черных бурь, братало в дни праздничных весен…
Дмитрий Ковалев часто обращается благодарной памятью к поэтам старшего поколения.
Его статьи, посвященные творчеству Василия Федорова, Егора Исаева, Юрия Прокушева и других литераторов, его горячее участие в дискуссиях и спорах – прямое подтверждение душевной щедрости и широты, пример уважения к почтенному опыту ветерана, к новому успеху собрата.
Нельзя быть всеядным ни в жизни, ни в поэзии, но и современный борец-одиночка вряд ли кому нужен со своими жалкими атрибутами познания и вкусовщины:
Когда с собою не ужился,
Ты не спеши на боковую
А приходи на Беговую
Ко мне —
Я тоже не ложился
Столица!.. Все в ней невчерашнее,
Все очертания летучи
В огнях Останкинская башня
Проходит, не спеша, сквозь тучи.
Глазам близка ее далекость,
Ушам слышна ее неслышность.
Легка на высоте нелегкость.
Подвижна в небе неподвижность.
Очень тонко Дмитрий Ковалев дает понять невидимому другу о сложности, переменчивости судьбы, обстоятельств и удач, но сквозь зыбкость и подвижность мира поэт верит в надежное завтрашнее утро, в нужный час призвания. Поэт пытается как бы успокоить собеседника неопровержимыми доказательствами:
Но мира нет, хоть враг повергнут.
Хоть нет сирен, тревога будит
И лампы
