пробудила Филю, он чувствовал себя усталым, выпитым до дна. Хотелось к огню, к людям, но не было сил встать.
Дверь заскрипела, вошла старушка. Ей не пришлось нагибаться – видно, когда делали этот чулан, потолок вымеряли ей по росту.
– Ты, часом, не помер? – она потрепала его по щеке, почти нежно, почти по-матерински. – Вставай, уж полдень. Хозяйка злится, тебя к себе требует.
Филя сел и огляделся. Спросонок он не мог понять, где же находится, вокруг все было незнакомое. И кто эта бабушка в шерстяном платке и домотканом платье?
– Батюшки! – вскричала старушка. – Чтой-то у тебя рука вся в крови?
Филя тупо посмотрел на руку. И правда, левая кисть была неприятно стянута корочкой запекшейся крови. «Сильно я зацепил, надо было пощадить палец», – подумал Филя, и взгляд его пал на тряпицу. Сон как рукой сняло. Он быстро схватил ее и спрятал. Никто, никто, кроме него, не должен этого видеть. Заметила ли старушка? Но она, казалось, оцепенела от вида крови и тихо подвывала от жалости, причитая и всплескивая по-беличьи худыми руками.
– Это… я тут в темноте на ножик напоролся, – брякнул Филя, смущенно оправляя ворот рубашки. – Ничего, уже зажило, мне совсем не больно.
– Какая ж темнота? – удивилась старушка. – Я почто тебе свечу дала?
– А она потухла, – простодушно сказал Филя. – Как я тут один остался, сразу же. Я полез спички искать, а там ножик. Вот он…
Ножа нигде не было. Финка с драконом, грозная, как зуб хищника, исчезла, видимо, завалившись куда-то под вонючее тряпье. Копаться в нем Филя побрезговал.
– Пойдем, мой сладенький, я тебя перевяжу, – сказала старушка, и Филя, согретый нежданной заботой, малым теленком поплелся за ней. Они добрались до кухни, где стоял пар от многочисленных кастрюль и сковородок. Старушка наполнила миску водой и погрузила туда раненую Филину руку. Палец неприятно защипало.
– Терпи! – сказала старушка, увидев, как Филя морщится. – Сейчас анисовой водкой протру.
Откуда-то из недр шкафа она вытащила штоф и откупорила его. Терпкий запах аниса ударил в ноздри, вспомнились пастилки от кашля, которыми мама любила потчевать Филю, когда у того болело горлышко. Плеснув водки на чистый кусок полотна, старушка нежно протерла ему каждый палец, мурлыча себе под нос.
У Фили кружилась голова. Ему было приятно, что есть в этом городе хоть одна живая душа, которой не все равно, что у него приключилось с рукой. И все же он хотел побыстрее остаться один, чтобы рассмотреть рисунок – тот, что он собственной кровью вывел на Витиной тряпице. Значит, это был не сон! Да не сошел ли он с ума? Говорят же, что сумасшедшие слышат голоса и повинуются им. Вот и его черед настал! Увезут в желтый дом, и тогда кто будет спасать Настеньку? Тетка? Эта бессердечная Горгона? О, злая сиротская доля!
– А поесть можно? – спросил Филя, когда старушка справилась с перевязкой. Запахи кухни душили его, и он сглатывал поминутно набегающую слюну.
– Вот, держи,
