ледяным свеченьем этих глазОткрылись вдруг измены и обманы.
Ты снова – ты; хоть ранен был не раз,
Следы любви – невидимые раны.
Ты сам себя клянешь: зачем я здесь,
Она коварна, зла и неприступна,
И лжет, рисуя все не так, как есть,
И держится, как будто неподкупна.
Сердцебиенья
В песке морском, к закату разогретом,
Тебя я в три прыжка настиг, о диво
Я был – кресалом, ты же вновь – огниво
Изображала… Здесь, под парапетом,
В желаньях ты была так прихотлива,
Блестя обломком золотого зуба,
И, бросив навзничь в полосе отлива,
Ворвался я в зияние раструба.
Там, в глубине разбуженного лона,
Мужи сходились – их сердцебиенья,
Я вторил им. И навсегда до стона
Запомнил эти сны-прикосновенья.
Мы все в тебе сходились неуклонно,
Дрожа от страсти и от нетерпенья.
Поезда
Огромным пожаром займутся былые кочевья,
В которых я жил, по которым всю жизнь тосковал.
Пройдут поезда: покачнутся от ветра деревья,
От лязга и шума оглохнут былинки у шпал.
А гром пронесется протяжным победным раскатом
По самому краю, сметая преграды с пути,
И дом отзовется в ответ орудийным виватом,
И я уж не в силах сидеть у себя взаперти.
Прощайте, родные! Не надо мне легкого хлеба,
Не я выбираю, а жизнь выбирает меня.
Прошу одного лишь – высокого чистого неба
И вольную волю до самого смертного дня.
Душа
Не прочь душа развеяться
И падает на дно.
Уж не на что надеяться,
Когда мне все равно.
А в сумерках отчаянья
Кивают мне цветы,
Что сбудутся все чаянья
И сладкие мечты.
Скорей бы мне отмучиться
На этом самом дне.
Успею ли соскучиться
По молодой жене?
Мне б шуткой перекинуться
С тобой, душа моя,
И молча опрокинуться
Во тьму небытия.
Сонет
Джон Китс. Вольное переложение
Когда охватит страх, что век сочтен
И дух сражен – и не довоплотиться,
А труд всей жизни: до конца раскрыться
Не завершен; увы, не завершен,
Когда, открытый звездам лишь на треть,
Я созерцал туманный символ чувства,
Меня тревожил грозный смысл искусства,
И я задумал смерть запечатлеть.
Ужели наступает мой черед,
Когда под тенью тайного проклятья
Рыдает скорбь и рушатся объятья,
Я на краю – внизу поток ревет.
Стою один в пределах той страны,
Где слава и любовь осуждены.
Испытание
Красавиц ли звал на ложе
Иль сдуру гневил жену,
Одну я любил… О, Боже,
Тебя
