не проявила. Поэтому и новосибирская инициатива последствий иметь не могла. Все имущество «Урусвати» и дома, где жили Р[ерихи], объединено теперь в один комплекс, который не может быть нарушен, все это оформлено в единый «заповедник», который должен быть сохранен для будущего. С этим необходимо считаться.
Всего самого светлого.
Скоро напишу дополнительно.
Душевно
P.S. В какой-то бандероли Вы ошибочно упаковали новосибирские билеты. Давно собирался их вернуть, да все забывал.
Дорогая Людмила Васильевна,
Похоже, что мой «демарш» через Е. В. Шев[елеву] дал весьма положительные результаты. Дело в том, что после первого же ее визита к П. Н. Д. я немедленно написал письмо С. Н., в котором сообщил, что без инициативы с его стороны вряд ли что будет сделано. В этом письме я предложил также некоторые конкретные меры на усмотрение С. Н. От С. Н. я получил только телеграмму, в которой говорилось, что им приняты меры, но какие именно – я не знал. Думаю, что на этих днях будет от С. Н. подробное письмо, но вчера я получил письмо от Т. Л. Ш., в котором она пишет: «Как сообщила мне вчера матушка, получено очень четкое, деловое письмо от С. Н., ставящее все точки над “и”. Разъяснения даны в высшей степени убедительные, так что надобность в дальнейших наших “подталкиваниях” отпала, наоборот, как говорит матушка, теперь нужно даже сдерживать, ибо П. Н. сразу запустил всю машину “по пресечению”. Ну и есть решение о комиссии».
Судя по этому письму, С. Н. принял некоторые мои предложения, которые сводились к следующему: взятие на учет всех художественных ценностей, взятие на учет архива Ю. Н., создание комиссии на общественных началах, в ведении которой находилось бы: использование архивных материалов Ю. Н., выдача картин на выставки, посещение квартиры экскурсиями и т. д. И. Богд[анова], как лицо некомпетентное, от распоряжения наследием Ю. Н. полностью устраняется.
Я не знаю, какую окончательную формулировку мои предложения приняли и как все это формально будет реализовано. Если пойдет по «заданному курсу», то, полагаю, Вам и мне нужно быть готовыми к участию в комиссии. Поэтому спешно Вас обо всем ставлю в известность. Бандеролью посылаю обещанные материалы.
Всего самого светлого.
В общем письме я не затрагивал «персональных» вопросов. Они трудны и «деликатны». Пишу поэтому отдельно. В Комиссии мне хотелось бы видеть Вас (во главе), Рениту Андреевну, обязательно кого-то из искусствоведов, лучше всего Марину Тимофеевну Кузьмину, и, отбрасывая скромность, себя. Думаю, что достаточно. Можно, конечно, еще кого-то ввести по указанию Министерства. Боюсь, что лица, «гнущие свою линию» (напр[имер], Зелинский), могут в дальнейшем вызывать затруднения.
Труден вопрос с научным сотрудником. Если есть возможность по совместительству
