разбуженного Темными богами, явилась в гавань ночью, в полной тишине. Примерно так же она когда-то пристала к Семнадцатому острову архипелага Пирокко; тогда на борту были двое, теперь – больше. Пираты вышли в городской порт, безошибочно помня дороги к кварталам знати и к постам ночной стражи. Взрывчатки приготовили достаточно. Когда настал рассвет, от богатых районов, порта, верфей Лауронны остались камни, доски и трупы.
И тем не менее Дуан опоздал. В этом он тоже всегда винил себя, и плевать, что всё произошло даже до того, как выстрелила первая гарнизонная пушка и на «Ласарре» загорелся первый парус. А еще… пушки и пламя были не первым и не страшнейшим оружием Лауронны. И не главной причиной, почему на ее развалинах Волки, такие благородные и принципиальные, почти не оставили живых. Положили большинство тех, кто поддерживал возвращающуюся династию.
…Каменный Город любил моду, уклад, традиции Морского Края. Его систему отсчета времени, его книги, пищу и музыку. Но кое-что здесь все же предпочли перенять не у своих далеких и благородных соседей, а у более ближних. Здесь никогда не строили виселиц.
Отрубленные головы пиратов со «Звездолова» и «Красавицы» – двух союзных с «Ласаррой» кораблей – были насажены на пики, все до одной. Пики городская стража расставила, казалось, по всему порту и дальше, на ратушной, рыночной и дворцовой площадях. Натыкаясь взглядом на каждую такую пику, Дуан чувствовал один и тот же ужас до рвотных спазмов. Ужас этот чуть ослабевал, когда искаженные черты очередного лица, тронутого следами разложения, оказывались не знакомыми. И вспыхивал с новой силой спустя несколько десятков шагов.
Он знал, что нужно искать в казематах. Знал, что пойдет туда, один или нет. И именно там, в бледном рассеянном свете заканчивающейся ночи, он увидел, что капитану «Ласарры» Багэрону Тайрэ отрубили обе руки по локоть. Никто из кхарров не хотел, чтобы в будущем он возвел на престол кого-то другого. Но при этом все обставили с царственной насмешкой…
«Он говорил, что такова его благодарность за мою храбрость. Моя жизнь».
Тайрэ произнес это без всякого выражения, уже когда «Ласарра» покидала заморские гавани. Пираты не взяли здесь ни самоцветов, ни пищи и воды, ни даже законную плату. Они забрали только головы союзников, чтобы похоронить на Закрайних островах. На самом краю воды, там, откуда особенно величественно и прекрасно море и где, говорят, сама Моуд, Рыжая Богиня, целует доблестно павших мертвецов в лоб и уводит за собой в странствия. А вскоре Багэрон Тайрэ сказал о том, что тоже уходит, и сказал это так, что никто не решился спорить. Те швэ Дуан тоже так и не перестал видеть во снах, каждый раз одинаково ярко.
…Они вернулись в Морской Край, где настал фиирт. Середина Полукруга, время точно между Большим Приливом и Большим Отливом, когда некоторые участки моря покрывает лед, и его же крупицы сыплет сверху Лува, чьи волосы и золотой наряд белеют до холодного слепящего блеска. Никто не любит в Морском Краю фиирт, потому что он – время голода, немощи и расставаний.
«Ласарра»
