style="font-size:15px;"> Вечер того же дня
Против всякого ожидания, простояв только 5 часов в Павелецке, поезд едет дальше. Его направление ― Ташкент, но туда ведут разные пути. Говорят, мы поедем не через Ряжск, а через Артыщев, Пензу, Тамбов и Куйбышев. Мы уже три дня как едем. В Павелецке, проявляя чудеса героизма, я пролезал под составами в направлении станции, и, благодаря моим покупкам, мы съели прекрасный обед, за деньги Кочеткова, к счастью. Я продолжаю жить припеваючи. Поезд идет очень медленно. Ташкент далеко, я не знаю, что я там буду делать и поеду ли я в Ашхабад, но я не волнуюсь. Да и к чему? «И наплевать на все, было бы над чем посмеяться, и наплевать на все, было бы что выпить», ― как говорится в песне. Выпить, конечно, здесь нечего, но все равно наплевать. Элементарное наблюдение ― но Россия ― такая страна, что умные замечания не могли бы мне прийти в голову. Зачитываюсь А. Грином, А. Жидом. Все же хорошо сегодня пожрали ― здорово, а для меня еще и задаром! Но пока и это хорошо. Поезд продвигается со скоростью черепахи, потому что это поезд эвакуированных: «эшелон», как они здесь называются. Мы находимся в сердце России, в районе Тамбова. Мы направляемся в Мичуринск, Тамбов, Пензу и Куйбышев. Я потрясающе вычистил свои ботинки, а всем грязнулям пусть будет завидно!!!
2/XI-41
Остановка в Богоявленске (в районе Рязани). Читаю «Дорогу никуда» А. Грина. Читаю, ем, сплю, пью кофе. Четвертый день пути. Болтовня. Все сколько-нибудь важные станции перегружены военными составами, едущими на фронт или с фронта, составами, нагруженными аппаратурой эвакуированных заводов, оборудованием, промокшим от дождя, заржавелым и т. д. Дни проводим за тем, чтобы найти поесть, приготовить чай, пойти за водой, помыться, посмеяться. Живем.
Вечер того же дня
Поезд стоит в чистом поле, около аэродрома. За целый почти день мы не продвинулись ни на шаг. Кочетков начинает впадать в пессимизм. Он говорит, что мы не доберемся до Ташкента, что нас разбомбят к чорту… Надо сказать, что продвигаемся мы бесконечно медленно. Мы все время останавливаемся. Когда же мы сдвинемся? Никто не знает. Сегодня я на людях поругался с Макаровым. Игорь Макаров никудышный критик, молодой, страстный и вульгарный, с большим самомнением. Он пытается блистать, но без всякого успеха. Он очень обиделся, что я заставил смеяться над ним женщин. Это была не моя вина, он начал первым надо мной измываться; я сильно рассердился и стал над ним смеяться, пикировать его, выуживать в его речи неправильности языка ― словом, поджимать его так сильно, что он рассердился всерьез и устроил мне сцену, видя, что все смеются вместе со мной. Одна женщина стала его защищать и упрекать меня в невежливости в отношении человека старше меня на 13 лет, словом, мне устроила скандал. О чудо: поехали! Я вновь начинаю верить, что мы доберемся до Восточной Азии. Кочетков и Державин абсолютно не знают, что они в Азии будут делать. Где мы устроимся? Почти ясно теперь, что Кочетковы не устроятся в Ашхабаде, там слишком жарко летом. Вернее, в Алма-Ате.
