снах, – это вынесла она из своего детства. Но сколько ни прислушивалась к себе – ничего страшного или плохого не было в ее ощущениях после этого сна. Но непонятное это: «Вспомни каплю, вспомни каплю…» – тревожило и напрягало…
…Халат был надет. Чайник поставлен на плиту. Она умылась и причесала волосы, и, уже полностью проснувшись и входя в ежедневный свой ритм – простраивала в голове весь свой день, в котором много всего нужно было успеть, и иногда голова шла кругом – как можно все это успеть и сделать. И поэтому еще большее раздражение почувствовала она к Вадиму: ему что – ему лишь бы подольше в постели поваляться и поменьше забот на себя взять. А остальное – все она, все она…
И с этим раздражением она пошла в комнату к детям и тоже, резко, громко – не боясь шуметь, а наоборот, делая все как можно громче, раздвинула шторы, стукнув кольцами по карнизу, потом включила свет, чтобы разбудить детей, чтобы они поняли – миндальничать она не собирается, – пора вставать.
Арсений спал крепко, все ее действия не имели никакого успеха – он даже не пошевелился в своей кровати, и она в который раз удивилась его способности засыпать и спать в любой ситуации. Но сейчас ничего умилительного не было в том, как крепко он спал, потому что будить его приходилось ей, и кому хочется возиться с ребенком, который не хочет просыпаться, когда нужно в темпе собираться в школу?
И она громко и жестко, как только что Вадиму, скомандовала:
– Арсений, вставай! Быстро вставай! Я с тобой возиться не собираюсь!.. – И увидев, как дрогнули ресницы сына, добавила так же жестко: – Чтобы через две минуты – стоял на ногах!..
И подошла к кроватке Артема.
Он спал. Обладал он той же способностью, что и брат – спать крепко и глубоко, не реагируя ни на голоса, ни на свет, и сколько раз завидовала она им, своим детям, этому умению их погружаться в сон и быть там, не реагируя ни на крики, ни на будильник, ни на шум за окном. Она не умела так спать. Просыпалась от звука сигнализации во дворе, от крика соседей за стеной, даже от шумного дыхания Вадима…
Артем спал. И даже во сне его лицо казалось горестным, как будто бы как лег он вчера в слезах, несчастный, наказанный ею, так и проспал всю ночь в этом детском своем несчастье – быть отруганным и наказанным мамой…
Только ее, Марину, сегодня не трогало это его несчастное лицо. «Несчастное», с какой-то злостью подумала она. Паршивец, испортил все обои в детской, это же надо было додуматься – взять и разрисовать фломастерами рисунок на обоях! Это же надо! Ведь только летом сделали они ремонт. «Они» – подумала она тоже зло. Она сделала этот ремонт.
Вадиму как всегда было некогда, и она сама ездила по магазинам, выбирая эти обои для детской, такие, чтобы подходили и семилетнему Арсению, чтобы не слишком уж детским был рисунок на обоях, и чтобы трехлетнему Артему подходили. И чтобы была у детей веселая и славная комната. И обои она нашла подходящие – в домиках и паровозиках, с забавными человечками и веселыми деревьями на голубом, небесном
