этим небрежно сваливается в кучу, тщательно перемешивается, не всегда солится и, кое как, варится. Затем всё это неряшливо разливается, и, с пылу с жару, прямо на тщательно отсервированный нержавеющими приборами стол с размаху плюхается. И все. А что там дальше будет – это уже пусть сервировщик нерадивый расхлебывает. Раз назначили его, вот пусть он и терпит. А на кого военным можно ещё поорать? На государство? Нет-нет! – Государство военные должны любить и защищать, присяга, знаете ли. На Марь Иванн и мясников орать собираетесь? Вы что, в своем ли вы уме! – они и так у нас не задерживаются. Кто же военным за такую же зарплату, да так еще и приготовит? И чего, спрашивается, было военным бояться? Вот именно так, им приготовили бы очень многие другие и без всякой даже зарплаты – просто так, безвозмездно, значит, как в известном мультфильме про Вини-Пуха. Ну в смысле «очень многие другие» – это те кто военных очень сильно не любил. А такие были всегда. Вот этих и надо было набирать. А военные бы орали на них и периодически их же лупцевали. И это было бы справедливо. Эти «нелюбящие» сделали бы очередную гадость и получили бы при этом очередное же удовольствие. А за удовольствия надо бы заплатить. Пожалуйста, форма оплаты – орущие и больно дерущиеся военные. А для военных такая форма оплаты послужила бы хорошей психологической разгрузкой. Было бы тогда куда деваться их агрессии. И не огорчали бы они тогда чувствительных к несправедливости сервировщиков. В общем, такой подход устроил бы многих, но военноначальствующие были всегда против. Военноначальствующие всегда были против всего нового и передового. Потому как были они все ретроградами. И это очень сильно всегда отражалось на всех военных, а не только на тех которые временно были сервировщиками.
Надо отметить, что регулярно подвергающиеся укоризне сервировщики, в большинстве своем, не унывали – они ведь тоже были военными и грешным делом подумывали: «Ничего, ничего – вот сутки как-нибудь дотянем, а потом и сами орать начнем. Ужо и мы оторвемся!». Между тем, когда сервировщикам приходилось совсем туго, за них вступались военноначальствующие, иногда даже особовоенноначальствующие. Так один из них после разразившейся в столовой драки между мирно летающими сервировщиками и особо буйными военными, восседавшими за особо обиженным скорбной снедью столом, держал как-то, приблизительно такую речь перед военным строем:
– Сидять, неодяи, разложилися, жруть и оруть! Чая неодяям этим, видите ли, сволоте этой подзаборной, не хватило. Я вас теперь накормлю! Лично! Всю дальнейшую неодяйскую жизнь свою просираться будете! Все на кровавый понос изойдете! Так или нет!?
(«Поди так», – удрученно кивали головами недавние буяны, внимая справедливым словам своего строгого командира).
Вот такая вот неожиданная помощь снисходила временами на военных официантов. Однако, основное неудобство военно-официантской деятельности, составляла материальная ответственность: почти после каждого наряда обнаруживалась недостача злополучных предметов из
