style="font-size:15px;"> Одарка извелась в постели душной.
Кусает губы в трепетной истоме
И тело от желаний сладких ломит.
Ей бесконтактный флирт неинтересен.
Любовь неразделенная без песен.
Самец неутомимый очень нужен,
Чтоб круто мял и яростно утюжил.
Желает спермы вдоволь получить,
Чтобы зачать и первенца родить.
Не важно, что от донора чужого
Для счастья долгожданного, земного.
Ведь извелась она до утомления,
Мечтая песни петь над колыбелью.
Да, женщина подобна скрипке,
На ней играть завещано с улыбкой.
Как яблоня цветет и плодоносит
И грешен тот, кто камень бросит.
Напрасно нос воротит от брюнетки,
Не ведал мичман, что придет ответка.
Суха блондинка, будто вобла.
Ослеп наверно, огрубел утробой,
У Скели грудь крута и ягодицы,
А он нашел скелет, а не девицу.
«Моей не замечаешь красоты?
Об этом горько пожалеешь ты», —
В Одарке буйно ревность закипала,
Забыла про консервы, даже сало.
План неизбежной мести осенил,
А Кряж роман с блондинкою крутил,
Как бард Высоцкий пел: «напропалую»,
На брудершафт, лаская и целуя.
В постели мял ее, как пластилин,
Тела пылали от такой любви.
Похолодало, опустели пляжи,
Подстерегла она в бассейне Кряжа.
Плескался он, нырял и пел, ликуя,
И пиршество медовое смакуя.
Взлетали вверх и падали качели,
И соловьи у изголовья пели.
Вообразив, что снова повторится
В блондинке ночью растворится,
Познает снова вкус блаженства,
Жить стоить, ради знойных женщин.
Не удостоил Скелю, даже взгляда.
Хотя она, как слон, шагала рядом.
И невозможно тушу не увидеть,
Ее он равнодушием обидел.
Дышала жарко, страстно, пылко,
Но он, чудак, помешан на блондинке.
Занозой уколол большое сердце,
Теперь от мести никуда не деться.
И ревностью коварной пламенея,
Вскарабкалась на вышку Скеля.
Три метра высота, но есть и пять,
Тогда не сможет косточки собрать.
Вообразив любви забавы, мичман
Был в настроении отличном.
Одарке пышной – ноль внимания.
От ревности та скрипнула зубами:
«Ну, погоди, поймешь, зараза,
Недаром будешь мной наказан».
Подстерегла удачно Кряжа.
Свалилась сверху бомбой тяжесть.
На
