опушке. За лесом начиналась просторная равнина, где ливень чувствовался гораздо сильнее.
– Надень шапку, я сказал.
Залом пошевелил рукой, но шапку не надел.
– Я так полагаю, месье больше не хочет, чтобы Жюль работал на псарне.
– Ни на псарне, ни в замке! Завтра твой сын уедет. Я его больше знать не желаю.
– Ни в замке… – повторил доезжачий. – Простите, господин барон, но Жюль, со всеми его недостатками, – единственное, что у меня осталось… Ну вот… а как же я теперь… – взволнованно закончил он.
И он увидел себя: старого, вдового, как он завтра вечером в одиночестве будет зажигать керосиновую лампу в маленьком домике рядом с псарней. Сына выгнали…
– А ты, старина Бернар, поступишь так, как захочешь.
Назвав доезжачего его настоящим именем вместо привычного охотничьего прозвища, Сермюи дал ему понять, что не держит на него зла. И тут же снова принялся наигрывать губами сигнал «Гончие, вперед!».
Залом понимал, что уже слишком стар, чтобы менять привычки и переходить в другую охотничью команду. Он подумал о том, с чем ему придется расстаться: с красной одеждой доезжачего, с собачьей сворой, с лесом… и с этим сигналом, который для него – как хлеб насущный.
– Что до меня, – сказал он, – то, если господин барон захочет, я останусь.
И глаза старого доезжачего потеплели от собственного решения и размера собственной жертвы. Как был, с непокрытой головой, он придержал лошадь на опушке леса, чтобы хозяин мог первым выехать на простор.
Получив приказ о мобилизации, барон де Сермюи сразу поднялся в свою комнату, где его уже ждали приготовленный мундир лейтенанта резерва и сундучок с замками.
– Позовите ко мне Залома, – велел он камердинеру.
Одеваясь и рассовывая документы по карманам офицерской куртки, барон оглядывал в зеркале, причем без всякого удовольствия, свою высокую тощую фигуру.
«Не староват ли я для войны?» – подумал он.
Да нет, ему едва исполнилось тридцать шесть. Разве что седая прядь надо лбом…
Его первая любовница однажды бросила ему в сердцах: «Ты хорош для мужчин, но не для женщин».
Потом у него, конечно, были и другие женщины, но эти слова он запомнил на всю жизнь. Он понимал, что серые глаза, длинный нос и узкогубый рот не добавляли ему привлекательности. Зато в мужской компании он и вправду был хорош. Он слегка поиграл мускулами под формой, чтобы оценить себя в новом облачении и немного привыкнуть.
Когда вошел доезжачий, барон как раз поправлял ремень.
– Мое боевое седло готово?
– Все сделано, как велел господин барон.
Сермюи достал пистолет из выдвижного ящика секретера.
– Месье очень идет военная форма, – сказал Залом. – Вы в ней смотритесь моложе.
– В самом деле? – обернулся барон.
От него не укрылось, как растроган доезжачий.
– Седлай Даму Сердца к одиннадцати,
