запыленных лошадей, жадно щипавших редкую траву у корней деревьев; брошенные на землю каски и оружие, и ему вспомнился первый день мобилизации в Алансоне. Но как же та неразбериха отличалась от этой и сколько в ней было надежды!
Наконец удалось связаться с дивизией.
Полковник собрал офицеров: двенадцать из тридцати. У капитана Нуайе остались только Сермюи и курсант Дартуа. Оба младших лейтенанта были убиты.
Полковник мерил шагами лес. Он был мал ростом, его облегающие бежевые брюки были забрызганы грязью, нашивки на френче отпоролись. Ремешок каски порвался, а на подбородке виднелась ссадина; он и сам толком не помнил, где поранился. Однако в правый глаз был вставлен толстый, как донышко бутылки, неизменный монокль.
– Друзья, – объявил он, – мы полностью окружены… – И, немного помолчав, добавил: – И положение гораздо серьезнее, чем мы предполагали. Дивизия выведена из строя.
Полковник снова помолчал и заложил руки за спину, чтобы никто не видел, как они дрожат.
– Я получил приказ. Кажется, наша миссия окончена.
Наступила тишина. Только шорох листьев и дыхание людей.
– Мы должны оставаться на месте, уничтожить оружие… и пристрелить лошадей. Таков приказ.
– Боже милосердный! – крикнул кто-то возле капитана Нуайе.
– Да, Сермюи, я знаю, – ответил полковник, наведя монокль на офицера, который стоял ближе всех. – Приказ слишком жесток. Но группе не прорваться. Мы можем подарить врагу только наши собственные шкуры, но не лошадей и уж тем более не оружие. К тому же, поверьте, это не мой приказ. Господа, благодарю вас за все, что вы сделали под моим командованием.
Услышав такую благодарность, больше смахивающую на отрывистую команду на маневрах, все поняли, что, выйдя из боя, группа перестала существовать.
– Миссия окончена, миссия окончена! Но мы-то не потерпели поражения! – выкрикнул Дартуа, который с пятью рядовыми одиннадцать часов удерживал ферму, пока не подоспело подкрепление.
– Но, господин полковник, – начал полковой ветеринар, – для лошадей мне, наверное, нужна команда?
– Для этого, Дулле, у меня нет расстрельной команды. Каждый пристрелит свою лошадь сам.
Полковник вытащил пистолет и первым пошел убивать своего коня.
Офицеры и солдаты печально расходились в разные стороны, и в лесу один за другим стали раздаваться выстрелы. Спустились сумерки, и вспышки красным светом освещали нижние ветви деревьев.
Лошади оседали на землю темными холмиками. Время от времени один из таких холмиков вдруг вскакивал, несся куда попало пьяным галопом и разбивал себе голову о первое же дерево. Остальные дергались на земле, и нужен был второй выстрел, чтобы их добить. Со всех сторон слышалось долгое агонизирующее ржание.
В воздухе пахло пылью и кровью. Убийство набирало обороты.
Мимо Сермюи, чуть не опрокинув его, проскакала слепая лошадь. За ней бежал солдат с карабином
