которой они не пользовались, вынесла она на балкон, уложив в коробку, стоящую высоко на полке, – успокоилась. Как будто чашки эти, когда-то важные и дорогие им двоим, которые достанет она из коробки, – поставят всё на свои места…
А когда нашла она эти чашки – с волнением вымыла их, любуясь яркими их сердечками. И поставила их на стол – друг напротив друга.
И сидела, смотрела на них, ни о чем не думая, просто – узнавала забытую картинку, картинку их любви.
Потом, словно какая-то сила ею управляла, – встала, погасила свет на кухне, с вешалки легкую куртку сорвала – прохладно уже на улице —, и легко, по-девичьи, по ступеням сбежав, направилась к скамейке в глубине двора. И, сев на нее, волнуясь отчего-то (как девочка!) стала ждать, когда в слабо освещенном проеме арки появится Андрей.
– Андрюша, – поправила она себя. – Андрюшенька…
И сидела тихо, ни о чем не думая. Просто сидела и мужа своего любимого ждала. Но подумала вдруг: «А если именно сегодня что-то случится, и он не придет?..»
И закричала где-то внутри: «Нет, я так не хочу!.. Я не хочу, как мама…»
И головой покачала несогласно. И с надеждой на темную арку посмотрела – пусть только придет, пусть только вернется… И подумала опять: «Я не хочу опоздать… Я не хочу мучиться оттого, что не отлюбила, что не отдала… – И сама себя успокоила: – Он сейчас придет – и все будет хорошо…»
И, словно услыхав ее мысли и согласившись с ними, муж вошел в проем арки. И она одновременно увидела его и услышала его шаги, узнала их.
И радость оттого, что она узнала эти родные шаги, словно сложилась с той радостью, когда она узнавала его шаги давно, в молодости. И она пружиняще, торопливо пошла ему навстречу, и издалека, в свете фонаря, увидев лицо его родное и удивленный взгляд – сказала только:
– Андрюшенька, я тебя ждала… Мне захотелось тебя встретить…
И близко подошла – ив объятия его упала, которые он, словно в нем Андрюшенька проснулся, – ей открыл. И несколько мгновений они так и стояли, обнявшись, а потом – пошли к подъезду. И она руку свою, которая его обнимала, – не сняла. И он свою не убрал. И так шли они до подъезда – одним целым, как давно не ходили. Молча, но ощущая, что они – вместе, поднялись в дом.
И только когда вошел он на кухню и увидел стол, накрытый для него, и две чашки – символ их любви, что-то в лице его дрогнуло. А она, ставя на стол любимый его пирог, спросила:
– Как дела, Андрюшенька? Как настроение?..
…Трели звонка звучали и звучали. И, уже просыпаясь, поняла она, что звучат они наяву, не во сне. С трудом отрывая от подушки голову, утомленная этой ночью, она увидела рядом крепко спящего мужа. Улыбнулась его крепкому сну, подумав: «Устал, дорогой…» – и, осторожно сняв с себя его руку, пошла в коридор на звонок.
– Мам, извини, что разбудила, я на минутку… – сказала Наташа, входя в квартиру. – Я только вещи возьму, мы с Машкой на дачу собрались ехать, а у меня дома теплого ничего нет…
Сумка с ее вещами стояла неразобранной
