у нас… Вон за вашей спиной те, кто уже убегал от него… и от нас. В общем, он под моей защитой. И теперь я отвечаю за него. И не могу отдать просто так без всякого разбора его вины.
Он покосился на своих людей, там начались сдержанные разговоры, сказал с великой неохотой:
– Его светлость герцог велел схватить его и повесить. За тяжкое личное оскорбление.
Я покосился на Фонтане, тот ответил широкой улыбкой, но в руке уже держит обнаженный меч. Мои рыцари тоже заговорили, задвигались, к Фонтане обращались с вопросами, однако он молчал и только кивком указывал на барона Фрейтага.
– Схватить и повесить, – повторил я с удовольствием. – Наверное, за дело… И, видимо, очень тяжкое преступление? Все-таки он благородного сословия. Чтобы повесить дворянина, нужно, чтобы уж очень особое…
Я замолчал и смотрел на барона с понятным вопросом в глазах. Тот стиснул челюсти, говорить очень не хочется, но понятно уже, что по простому требованию не выдам даже преступника, случайно вползшего под мою защиту. Все формальности должны быть соблюдены, иначе урон моей чести лорда.
Он проговорил вынужденно и сквозь зубы:
– Он был близок ко двору его светлости. Он пользовался полным доверием! И чем отплатил?..
– Чем? – спросил я с интересом.
– Он обесчестил дочь герцога! – выпалил барон яростно. – Обесчестил и скрылся!..
Кто-то из моих рыцарей, что помоложе, заулыбались, их тут же одернули старшие, дескать, сейчас они такие, но скоро у них самих будут дочери, а как тогда будут себя чувствовать, пошло перешептывание, затем снова обратили взгляды в нашу сторону.
Я проговорил в раздумчивости:
– Обесчестил?.. Это недопустимо.
Барон сказал зло:
– Так в чем же дело?
– Обесчестить, – сказал я, – великое зло и преступление, которое должно быть беспощадно покарано перед людьми и лицом Господа. Однако должен быть суд, справедливый и… жестокий. Однако, как я понял, его ловят по личному приказу герцога…
Барон подтвердил с вызовом:
– По приказу его светлости герцога…
– …Фридриха Вильгельма Йозефа Хеббеля, – договорил я. – Знаю-знаю, у меня хорошая память. На все. Как на доброе, так и не очень. Но приказ герцога – это не суд.
Барон процедил:
– Что вы хотите сказать?
– Вы не поняли?
– Нет…
– Недопустимо, – сказал я, – использовать административный ресурс в личных целях! Мы не дикари вроде Эллады или Трои, где начинали войны из-за баб-с.
Краем глаза уловил, как вытянулось в недоумении лицо графа Гатера, как дико посмотрел барон Уроншид, поморщился Морган Гриммельсдэн, как вообще переглянулись рыцари. У всех на лицах вопрос: а из-за чего же тогда вообще воевать?
Барон Фрейтаг спросил с напряжением в голосе:
– Что вы этим хотите сказать, ваша светлость?
Я сказал примирительно:
