не ужасы. Мне кажется, лучше убивать из-за любви, чем от ненависти. Ты не согласна?
– Я думаю, что вообще не надо никого убивать, ни по какой причине.
– Ладно, тогда я бы умерла ради тебя. Как ты думаешь, можно умереть ради любви?
– Нет, нельзя.
– А в Библии написано, что Иисус Христос умер ради любви.
– Это другое дело.
– Ничего не другое. Я согласна умереть хоть сейчас. Была бы единственным в мире покойником с улыбкой на лице.
– Не говори глупостей.
– Но я же могла сегодня умереть, разве нет?
Руфь взяла ее за руку и улыбнулась:
– Моя Иджи – заклинательница пчел.
– Я – заклинательница пчел?
– Ты – заклинательница. Я слышала, что такие люди бывают, но видеть не доводилось.
– А это плохо?
– Не-ет, это прекрасно! Разве ты не знаешь?
– Вообще-то я думала, что это со мной что-то не то, может, я психическая какая-то.
– Нет, это замечательно. – Руфь наклонилась и прошептала ей на ухо: – Заклинательница пчел, вот ты кто, старушка Иджи Тредгуд.
Иджи улыбнулась и посмотрела в чистое синее небо, и глаза у нее тоже стали синими. Она была так счастлива, как теплым летним днем могут быть счастливы только влюбленные.
Полустанок, штат Алабама
29 августа 1924 г.
Забавно получается: многие живут рядом с человеком и не замечают, в какой момент они начали его любить. Про себя Руфь знала это с точностью до минуты. Она полюбила Иджи, когда та, улыбаясь, протянула ей кувшин с медом. Чувства, которые Руфь упорно прятала, о которых старалась не думать, внезапно нахлынули на нее, и в этот миг она поняла, что любит. Поэтому и заплакала тогда. Никогда она не испытывала ничего подобного и, скорее всего, больше никогда не испытает.
А теперь, месяц спустя, из-за этого ей приходится уезжать. Иджи совсем девчонка, шестнадцать лет, она вряд ли соображает, что говорит. Она не понимает, о чем просит, умоляя Руфь остаться жить с ними. Но Руфь-то все понимала и сказала себе: уезжай, и чем скорее, тем лучше.
Она не знала, почему ей хотелось быть рядом с Иджи – только с Иджи и ни с кем другим. Хотелось – и все тут. Она молилась об этом, плакала, просила, но, как ни крути, ответ был один: надо ехать домой и выходить замуж за Фрэнка Беннета – молодого человека, с которым она обручена, – и попытаться стать хорошей женой и матерью. Руфь была уверена: что бы Иджи ни говорила, она сумеет себя переломить и заживет нормальной жизнью. И Руфь приняла единственно возможное решение.
Когда она сказала Иджи, что завтра утром уезжает, та просто обезумела. Заперлась в своей комнате и стала бить и крушить все, что под руку подвернется. Весь дом ходуном ходил.
Руфь сидела у себя на кровати, сжав до боли руки, когда в комнату вошла мама.
– Руфь, пожалуйста, пойди к ней, поговори. Ни меня, ни отца она не впускает, а дети к ней идти боятся. Ну пожалуйста, милая, а то вдруг она, не дай бог, что-нибудь с собой
