зеленый есть, и красный, и белый, и черный. С листиком мяты. С веточкой облепихи. С ягодами земляники. Ты какой хочешь, Сеня?
Я приблизился к парню. Того всего колотило. И мне показалось, что холод тут не причем. К тому же не так уж было холодно на улице. Даже не завывал ветер.
Я осторожно встряхнул его за плечи и приподнял подбородок. И встретился с ним взглядом. Глаза Сенечки были полны слез.
Неожиданно он вздрогнул, словно увидел меня впервые. Неужели узнал? Нет, этого не может быть. Седые длинные волосы, седая борода и черный берет. Как можно узнать человека?
– Что с тобой, Сеня?
– Я не знаю… Я не знаю, как вам…сказать…сообщить… – Сенечка еще более отчаянно стал тереть уши. И я силой отодрал его ладони от ушей.
– Прекрати! – резко сказал я. – Что случилось!
Мой резкий властный голос заставил Сенечку подпрыгнуть на месте и вытянуться в прямую стойку. Он имел опыт общения с начальством. И действительно походил на оловянного солдатика.
– Аристарх Модестович! Имею неприятность вам сообщить, что гражданка…гражданка…, – и Сенечка не выдержал. Оловянный солдатик растаял и промычал сквозь слезы… – Викентьевна ночью умерла, умерла, как пить дать.
Я машинально перекрестился. Так наверняка бы сделал антиквар.
– Царство ей небесное, – первое, что мне пришло на ум сказать. Но, безусловно, этого было мало. С этой женщиной антиквар был знаком долгие годы, возможно, целый век. И отделаться дежурным «царством небесным» вряд ли получится. Мне нужно было воображать неутешное горе. А это было непросто. Мне искренне было жаль эту старушку, словоохотливую, полную жизни. И так… Вдруг…У нее даже не было насморка. Впрочем, чтобы остановилось сердце, насморк необязателен, иногда он даже мешает.
Я резко повернулся спиной к Сенечке. И правильно сделал. Теперь Сенечка поверил в искренность моего горя. И положил руку на мое плечо.
– Держитесь, дорогой Аристарх Модестович. Прошу вас, держитесь. Я знаю, что кроме нее у вас никого не было.
– Никого, – эхом повторил я.
– Она всегда говорила, что вы старики крепкие, даже не болеете. И к финишу придете вместе. Ой, извините, я не про то, извините. Я не то хотел сказать, не так выразился, ей-богу. Дай вам Бог еще долгих-предолгих лет.
– Не извиняйся, Сеня. Мне она тоже это не раз говорила, – глухо ответила моя спина. – Как будет, так будет. Не так уж я боюсь смерти. Я живу в таком мире, где смерть давно поселилась. Но это не просто смерть. Это вечность. И кто скажет, что эти мои вещи не есть настоящая вечность. А я один среди них. Я сам давно мертв и я сам давно уже вечность. Вот так, Сеня.
Странно, мне только вчера старушка сама заявила, что к финишу они с антикваром придут вместе. Пережила она его всего на один день, даже не зная о его смерти. Но она и не должна была знать. Это за нее знало сердце. Вот оно и остановилось.
– Так жаль Викентьевну, – Сенечка шмыгнул
