поддержки для людей, живущих с ВИЧ, которым о моём туберкулёзе рассказала Арина. Ко мне в палату их не пускают, и гулять мне еще нельзя. Они передают мне еду, и я чувствую, что они за меня переживают. От этого колет в носу: неужели есть на свете десяток людей, которым будет жалко, если я умру?..
Наше ВИЧ-отделение – на втором этаже. В состоянии вечного ремонта. Побелка носится липкой пылью по коридорам и палатам. Пол моют два-три раза в неделю. Душ не моют никогда – и там неизменно пахнет мочой и спермой.
Зато из окна смотришь – и не веришь, что этот паноптикум безобразного расположен в таком чудесном месте. Деревья, небо, лес.
Я тут уже три недели, и последнее время чувствую себя неплохо. Когда можно будет, наконец, выйти из палаты, мы увидимся с Ариной. Я представляю эту встречу каждый день. Только этими мыслями и жив.
И однажды было пять утра. Просто пять утра. Последний сеанс снов в преддверии нового больничного дня, который, как и предыдущие, будет тянуться медленной противной смолой. А я открыл вдруг глаза. Почудилось, будто кто-то играет на флейте. Совсем уже с ума схожу. Или…
Скрипнул пружинами, спрыгнул с кровати – и я у окна. На дереве, царапающем ветками наше окно, – она. Играет что-то похожее на “Smells like teen spirit”. Не было в моей жизни, кажется, зрелища более прекрасного. Как там древесные нимфы называются? Дриады, кажется…
Мечусь по палате. Не нахожу свою одежду. Правильно, мне же её еще не вернули… Хватаю джинсы Егора, они мне совсем не по размеру, но какая разница… И вот я внизу. Пара синяков. Прыгнуть со второго этажа – ерунда. Как выяснилось.
…Мелькнула и исчезла мысль: почему мы не разговариваем? Только целуемся. Надо, надо говорить.
– Малышка. Говори что-нибудь. Пожалуйста, говори. Я это буду крутить в голове и не сойду с ума.
– Я не знаю, что…
– Как ты живешь, что делаешь?..
– Без тебя я только целыми днями смотрю всякую хрень по TLC и ем. Ем, ем, ем. Никуда не хожу, всё мне осточертело. Даже скандалить с мамой. Я просто её не замечаю. Володя от неё ушел. Она и в этом меня винит… А я целыми днями вспоминаю наши полгода.
– Семь с половиной месяцев…
– Я все время думаю. Вот скажи, почему серьезно болен именно ты? Ты молодой, умный, красивый. Ты можешь стать учёным, принести пользу людям. А большинство? Кто они?.. Менеджеры, продавцы, охранники, бухгалтеры… Живут, как будто у них впереди еще десять жизней. Только жрут и срут, изредка совокупляются, рожают таких же никчемных детей… Почему бы им всем не сдохнуть вместо тебя одного?..
Я улыбаюсь:
– К нам тут приходили из какой-то неведомой полуцеркви-полусекты… Такое задвигали… Что мы чуть ли не избранные Господом, раз у нас такой диагноз. Ну, типа, нам надо торопиться познать Бога и все такое. Погоди-ка, вступлю в эту секту и начну гордиться, что я положительный…
– Ты во всём положительный. Намного положительнее, чем все… Тебе тут, наверное, скучно?
