явление есть не что иное, как шкура или шуба, накинутая на кучу лапника, под которой к тому же наблюдается некая форма жизни: время от времени она шевелилась и, кажется, даже делала попытки выбраться наружу.
Как раз к тому моменту, когда Мишка с Макаром поднялись на смотровую площадку, эти попытки увенчались успехом: из-под шубы вначале появилась одна нога в сапоге, потом другая – без сапога, в размотавшейся серой портянке, а потом, пятясь задом, на белый свет выполз и сам обитатель этого лежбища – тип взлохмаченный и расхристанный, но обряженный в добротный тулупчик, правда, без шапки и пояса.
– Зюзя![2] – ахнул один из караульных.
– Нее… – неуверенно возразил второй, – глянь, у него один сапог есть.
– А шапка где?
Впрочем, головной убор после некоторых поисков мужичок вытащил из недр своего «спальника», заботливо расправил и торжественно водрузил на макушку, предварительно горделиво тряхнув головой, после чего попытался подняться на ноги. Караульные расслабились, но не до конца: отсутствие второго сапога их все-таки смущало.
Попытка встать у предполагаемого Зюзи успехом не увенчалась, зато в результате сложных акробатических экзерсисов ему удалось перевернуться лицом к зрителям, с интересом наблюдавшим с крепостной стены за развивающимся представлением, и усесться на задницу. Оставив первоначальное намерение, пришелец решил удовлетвориться этим результатом своей активности, поерзал, устраиваясь поудобнее на месте, и принялся рассматривать открывшийся ему вид на крепость – даже руку козырьком картинно приставил ко лбу.
При отсутствии даже самых примитивных оптических приборов рассмотреть его лицо со стены во всех подробностях возможности не представлялось, определенно можно было сказать только, что это чужак, ибо такие смуглолицые, чернявые с проседью ни среди ратнинцев, ни среди обитателей крепости не встречались. Мишке пришел на ум лишь отец Меркурий, который остался с обозом в селе, но этот «подкидыш» на него даже издали совершенно не походил – хотя бы потому, что имел в наличии обе ноги. Да и одежда, и общий облик неведомого странника никак не соответствовали воинственному священнику.
Между тем пришелец разглядел на стене наблюдавших за ним отроков и Макара, приосанился, вскинул вверх растрепанную бороденку и открыл рот, намереваясь сообщить им наверняка что-то важное, но с первого раза издать достаточно сильный звук, чтобы его расслышали на противоположном берегу, у гостя не получилось. Он замолк, сообразив, что надо включить громкость, прокашлялся, напомнив Мишке докладчика на заседании парткома перед важным выступлением, и, наконец, сподобился:
– Чего вылупились, ироды?! – в голосе звучало искреннее возмущение высокородного пана, которого холопы не спешат вытаскивать из случайно встретившейся ему на дороге канавы, а легкий нездешний акцент указывал, что язык, на котором он сейчас изволит общаться,
Зюзя – зимнее божество у славян. Появлялся в облике старичка в добротной одежде, но без шапки и босиком. Одному из соавторов рассказывали про него в Полоцком музее истории ручного ткачества.
