ие наши современники, во многом благодаря торжеству христианства считают магию и колдовство чуть ли не синонимом язычества, справедливо вспоминая инквизицию, «процессы над ведьмами», и естественно полагают, что ничего подобного до христианства не было и знахари со знахарками, колдуны и ведьмы («ведающие же!») чувствовали себя в полной безопасности, видя в них во многом бывших языческих жрецов истребляемых победившим христианством. Но так ли это на самом деле?!
Pontifex Maximus, Illustration from «L’Antique Rome’, Engraved by Labrousse, Published 1796
Глава первая
«В отношении тех, кто прибегает к магическому искусству, должно использоваться наивысшее наказание, то есть они должны быть брошены диким зверям или распяты.
Сами маги должны быть сожжены живыми. Никто не имеет права держать во владении книг по магическому искусству, и когда они обнаруживаются у кого-нибудь, они должны быть публично сожжены, а те, у кого они были, после ликвидации их собственности, если они высшего сословия, должны быть сосланы на острова, а если низшего – наказаны смертью, так как не только практикование этого искусства запрещено, но также и его знание».1
античная мозаика
Наверняка читатель подумает, что это какой то такой «вредный» закон принятый против магии христианами (правда может смутить приговор к распятию, в христианских государствах-этот способ казни был признан кощунственным) и будет не прав. Это знаменитый – Lex Cornelia de sicariis et veneficis, – изданный внимание …в 81 году до нашей эры!
Примечательно, что наказанию здесь подлежал не только сам маг (колдун), но и тот, кто прибегал к его услугам!
Впоследствии этот закон вошел почти без изменений в кодекс Константина Великого, затем в кодексы Юстиниана, Феодосия, а дальше и в другие законы европейских государств основанных на «Римском праве».
Как это не странно звучит, но за изготовление банального «приворотного зелья», человек мог спокойно взойти на костер, что в языческом, что в христианском Риме!
Справедливости стоит сказать, что закон Константина изданный в 321 г. н.э. гласил: «Жесточайшими законами по заслугам должна осуждаться и наказываться наука тех, кто прибегает к магическим искусствам, или замышляет что-либо против здоровья людей, или пытается привлекать развратные души к похоти. Однако никакие уголовные обвинения не должны возводиться за использование средств, предназначенных для лечения человеческого тела, или за произнесение без злого умысла в сельской местности заклинаний, чтобы спелый виноград не был попорчен дождем или побит ветрами, градом или камнями, от которых нет вреда для здоровья или репутации кого-либо, но исполнение которых, напротив, содействует тому, чтобы дары богов и человеческие труды не разрушались»2
Меценат советует Августу: «Никак не годится, чтобы существовали те, кто занимается магией, ведь они часто, иногда говоря правду, много больше – ложь, побуждают многих к переворотам».3
Лживость магических действий, указанная в последней цитате, наряду с обвинением в корыстолюбии весьма популярна у критиков магии. Даже Квинт Цицерон, защищающий близкие к магическим искусства, от нападок своего брата Марка Цицерона, без обиняков обвиняет обыденные виды прорицаний, в том числе и магические (некромантию) в продажности и лживости (Cic. De div. I, 132). С ним соглашаются Проперций (IV,81 слл.) и Ювенал (Sat. VI, 508—591; особенно 508—511,548—552).4
Для Цицерона, Плиния Старшего, Тацита, Курция Руфа, Диона Кассия магия является чем-то дурным, занятие ею достойно порицания.
На общее неприятие магии указывает и та роль, которую играет обвинение в магии в судебных делах в Римской империи. Оно действует столь же безотказно, сколь и обвинение в оскорблении величия и прелюбодеянии. Обвинение в магии оказывается стержнем в деле Либона Друза, подробно рассмотрено в Анналах Тацита (Tac. Ann. Π, 27—28, 30,32), открывшем в 16 г. н. э. череду громких дел по обвинению в laesa majestatis в среде римской знати, играет существенную роль в деле Мамерка Скавра (ibid. VI, 29) в 34 г., Лоллии Паулины (ibid. XII, 22) в 49 г., Статилия Тавра (ibid. XII, 59) в 53 г., Бареи Сорана (ibid. XVI, 30—32), казненного в 66 г.
В делах, описанных Аммианом Марцеллином, магия нередко оказывается центральным компонентом обвинения в оскорблении величия, как, например, в целой серии процессов, возбужденных Максимином при Валентиниане (Ann. XXVIII, 1, 5 —56; см., особенно: 8, 10, 14, 19, 26, 27, 29, 50), в крупном процессе по делу нотария Феодора ведшемся в Антиохии в 371 г. при Валенте (ibid. XXIX, 1, 4—2, 6; см., особенно: 1, 5, 25, 29—32, 41; 2, 2, 3), или в расследовании, предпринятом по указанию Констанция в Палестине нотарием Павлом (ibid. XXIX 12, 1—16). Магия нередко является единственным составом преступления обвиняемых в оскорблении
Петров А. В. Феномен теургии. Взаимодействие языческой философии и религиозной практики в эллинистическо-римский период. СПБ. РХГИ 2003 стр. 87.
там же стр. 89
там же стр. 89
там же стр. 89
