нанимался разнорабочим на стройку. Копил. На институт. Понимал, что у матери не будет денег его тянуть и копил на мечту. Институт, а потом море. С детства мечтал быть моряком. Как отец…
Так вот, деньжата у него водились. Друзья-товарищи периодически клянчили у него в долг. То на водочку, а то девчонок в кино сводить. Вадим давал. Но всегда строго требовал назад. Кто не возвращал, больше денег не получал! Вот вам и Гобсек… Сказали бы спасибо, что проценты не брал!
Вадим принял душ, переоделся в свежее и прошелся по комнатам. Чистота вокруг. Так, пыли немного…
Новая стиральная машинка в кухне. Да и сама кухонька после ремонта. Теперь в ней есть раковина и канализация. Уже не нужно выносить ведра на улицу. «Молодец мать, все необходимое себе сделала!» Кладовку перестроила в ванную комнату, вырыла канализацию, утеплила стены и сменила крышу. Ничего лишнего, только необходимое.
Когда сын возвращался из рейса и давал ей деньги, она с благодарностью их принимала, но половину всегда отдавала назад. Мол, не надо мне столько… А потом рассказывала, на что потратила. В груди защемило. «Ох, мама… Как же я теперь…»
Но раскисать себе не дал. Напомнил зачем приехал. Сварганил себе бутерброд из привезенных продуктов и сел за кухонным столом за чашкой чая. Запас еды позволял несколько дней никуда не выходить. Не готов он был пока что кого-либо видеть… Нужно было настроиться. «Хоть бы никто не приперся, увидев машину».
***
Когда с нехитрым завтраком было покончено, убрал со стола, вымыл чашку… «Ну что же… пора…»
Достал из сумки пакет с письмами и высыпал их на стол. Он тогда так и не смог открыть ни одно из них. Не хватило мужества. А потом умерла мама и за похоронами уже стало и не до них.
Но он не забывал. Просто хотел дождаться времени, когда сможет спокойно принять их существование. И лишь только тогда прочесть.
– Ну что… дождался? Уже готов прочесть? – спросил сам себя.
– Нет, не готов! – ответил, – но прочитаю…
Ворох писем разложил в две стопки. М-да, и его письма тоже тут… В первую стопку сложил свои письма ей. А во вторую – от Марьяны к нему. Вторая стопка оказалась внушительнее. Кулаки сжались. «Мама!!! Зачем???»
Его собственные письма красовались двумя печатями. Одна, треугольная, из военной части, а вторая из почтового отделения города Севастополя с датой. Тринадцать лет назад… А словно это было вчера.
Конверты Цветаевой Марьяны были чисты. Без печатей, то есть. «Значит, мать их вынимала из почтового ящика и сразу же забирала…»
***
Почему? Он знал почему. Все просто. Лидия Куваева ненавидела всем сердцем Марьяну.
Моль. Она называла ее, Моль. За белые-белые волосы, такие же белые-белые брови и бесцветные ресницы. С чувством, в отвращением. Как сейчас, услышал мамин голос: «Что, опять к этой Моли собрался? Чтоб ее!»
Но не за странную внешность недолюбливала мать Марьянку, хоть
