style="font-size:15px;"> Оказалось, так могло быть.
И могла быть не она – а другая.
Но это встретились – видимое и невидимое.
Продолговатое тело, с бесполой худобой. Как если бы вытянулось, тянулось – но не захотело взрослеть. И вот не скрылись почти детские косточки в округлых плечах, в начинающих тяжелеть бедрах. Платье исчезло – осталась его бледная тень, уже оттесненная загаром. Смуглое. Бледное. Плотско-розовое. Все обнажилось, даже нежная пушистая ложбинка на затылке из-под подобранных, точно это был покров, черных густых волос. И застыло, окаменело, оживая, когда она одним быстрым движением утирала маленькой тряпочкой со лба и живота блестящие струйки пота, что пробивались будто из родничков.
Время подготовительных курсов давно прошло, начались экзамены. Студии предоставили одичавшую свободную аудиторию, в которой был содран даже линолеум с полов и все опустошено, наверное, для переделки, но замерло. Сюда приходили уже из интереса. Любой мог оплатить свое присутствие. Платили – и занимали места вдоль стен.
Окна были распахнуты. Но в просторном помещении ничто не спасало от духоты, и ее кожа на глазах покрывалась каплями пота.
Обучение рисунку. Обнаженная натура – женская и мужская. Он забрел в институт, увидел объявление – а потом это женское существо или естество, которое оголялось для зрителей.
Казалось, натурщица заметила его только через несколько сеансов, когда поменял место и сел напротив, прикрываясь лишь работой. Заметила, потому что до этого прятался то за спиной, то где-то сбоку, а теперь пялился прямо на ее лицо. Безо всякой стыдливости стоя на своем возвышении перед одетой и незнакомой аудиторией, она ничего не замечала вокруг себя, опуская взгляд. И когда руководитель студии, не задумываясь, показывал ошибки и тонкости их работ на самой модели, для чего водил прямо по телу тупым концом карандаша, на ее лице можно было увидеть спокойное равнодушие, как будто даже не чувствовала этих прикосновений к себе. Она меняла позы, каждый сеанс принимая новую, какую хотелось видеть и получить этому человеку. После нескольких часов неподвижности, когда кончался сеанс, оживала и, прикрываясь руками, пряталась за фанерной перегородкой. Кружок расходился – а знакомые обсуждали работы, курили и еще болтались от нечего делать на этаже. Она появлялась, юркнув на лестницу, спеша исчезнуть. Но вдруг подошла, жадно спросила у кого-то сигарету… Оказалось, кто-то ее знал… Он услышал ее голос: грубоватый, больной. Бросила взгляд в его сторону, и очень значительно произнесла, кивнув на листы: «Я могу это посмотреть?». Затягиваясь, все еще жадно, с каким-то упорством, и пуская в сторону от его работы сигаретный дым, впилась глазами в рисунок, резко выдохнула: «Хорошо». За ее спиной хохотнули. То ли смешило веское бессмысленное слово, то ли сама она была смешна…
«До встречи, мальчики!»
Процокали по лестнице каблуки, точно это скакал и стукался какой-то маленький твердый шарик.
Студенты болтали…
«Мясо мне ее не нравится. Тухлятина».
«Строит
