style="font-size:15px;"> Вытерпела спокойно несколько последних минут, когда он с какой-то злостью наблюдал за ее пребыванием в своей квартире.
Молча спускались по лестнице, по которой хотелось ему сбежать.
Уткнувшись взглядом в ее спину, подумал: «Неприятная даже со спины».
Удержала подъездную дверь – поравнялись. И он опять почувствовал себя беспомощным, как если бы этот жест и значил – помощь слабому. Нет, его уже тошнило… Пожалела пьяненького, ну и хватит!
Шли, точно скованные наручниками. Осень, темнота, воздух волновал… И странно было идти по безлюдной слезящейся огоньками улице с этой особой, чья близость только мешала; его присутствие рядом коробило ее не меньше. Одна, но вовсе не одинокая, смотрела прямо, собирая глазами мерцающие далеко впереди огоньки, чувствуя, должно быть, то же волнение, разлитое в этом еще теплом сладковатом воздухе.
«Вы всем их разносите, лекарства?» – «Успокойтесь, больше я не приду». – «Нет, вы не понимаете, я вам, конечно, благодарен…» – «Знаете, я дойду сама». – «Нет, я провожу…» – «Тогда я пойду в обратную сторону». – «Что ты делаешь, стой… Так нельзя, понимаешь?!» – «Хорошо. Только идите молча». Да, и он поволокся, с отставанием, как тень, хоть она даже не ускорила шаг. Эта победа над ней, оказалось, ничего не стоила, лишь его мрачный серьезный вид мог бы, наверное, внушить опасение, попадись кто-то навстречу.
У павильона метро, похожего своим куполом на уменьшенный в размерах шатер цирка – в огнях, как будто давалось представление – она остановилась, обернулась, и его поразил этот взгляд: твердый, почти скучный. Проговорила с мучительно-доброжелательной улыбкой: «Ну вот, вы исполнили свой долг». Он сказал в ответ, не задумываясь: «А вы, наверное, свой». – «Ваша мама очень одинокий человек». – «А вы?» – «Она вас любит». – «А вы любили, ну когда тащили? Смешно, можно спасать, но испытывать отвращение. Я вот испытал, благодаря вам, к себе. Всех пьяных спасаете? Нет, серьезно, сейчас примерно столько же времени, мы стоим у метро… Большой выбор, посмотрите… Давайте кому-нибудь окажем медицинскую помощь, кого-нибудь спасем…» Но резко оборвала – вдруг сказала: «Я не знаю, кто такой Ван Гог». – «Ван Гог?» – повторил за нею, сдавленно усмехнулся… Потом выдавил: «Вы узнаете, это гениальный художник… Если хотите, в Пушкинском музее… Пойдемте, и я покажу, расскажу… По студенческому можно бесплатно в любой музей». Она согласилась. Невозмутимо просто, как если бы поставила перед собой эту цель: узнать.
Это ее «да» он носил потом в себе несколько дней, ничего не понимая… Он что, хотел получить это ее «да»? Нет! Представлял себя в роли поводыря этой врачихи по музейным залам – и хотелось провалиться под землю… Студент и студентка… Но странно, когда увидел ее – вышла из последнего вагона метро на «Кропоткинской» – отвращение, то, воображаемое, сменилось волнением. Да что там – трепетом! Ни на одну женщину он еще не смотрел так – как ребенок. Странная прогулка – из метро к особняку музея лишь перейти улицу. Дымил кратер бассейна, еще не потух. И чудилось, это над Москвой,
