с Германией
А Вам самому много немцев пришлось убить?
Сколько убил, не считал. Но только часовых я человек десять снял…
Хорошо известно, что застрелить, например, или зарезать – это совсем не одно и то же.
Ножом, конечно, тяжелее убивать. Я же когда тому офицеру горло перерезал, то голова совсем отвалилась… Но это поначалу еще брезговали, а потом уже настолько привычные стали. Конечно, жалко было погибших, очень жалко, особенно если кто-то из знакомых погибал на твоих глазах. Но к смерти быстро привыкли, думали: сегодня его, а завтра меня… Ведь когда после боя столько трупов кругом валяется, то на них уже и внимания особого не обращаешь. Со мной даже был такой случай.
Как-то нам принесли поесть, и я стал смотреть, куда бы присесть. Смотрю, немец лежит, ноги поджал и руки вроде как-то так перед собой. Так я ему на коленки сел, котелок сунул в руки и сижу хлебаю… Но тут старшина проходил, как увидел, пнул меня, я в одну сторону, котелок в другую: «Совсем обнаглел, сидеть на мертвом человеке!» – «Так это же не человек, а фашист…»
Вы испытывали к немцам ненависть?
Не ко всем. Конечно, были среди них и злые и грубые, но многие относились к нам хорошо. Когда союзникам выделили зоны в Берлине, то они в ответ выделили нам зону за Эльбой, и мы оказались в городе Гера. Прекрасный городок, а я там вообще жил как туз. Познакомился с одной девчонкой, а она оказалась дочерью самого бургомистра города. Марта Бауэр ее звали. И пока жили там, все бегал к ней в самоволки. Так не поверите, ее отец и мать ко мне настолько хорошо относились, словно к родному сыну.
Сейчас принято говорить, что наши войска в Германии чуть ли не поголовно занимались насилием и мародерством.
Такое было, но во время войны. И грабили и насиловали, там святых было мало… Да я и сам не святой… Бывало немца поймаешь, обыскиваешь: «Часы есть?» – «Найн! Найн!» Я так одного старика лет семидесяти даже избил. Нашел у него в носке золотые карманные часы. Стекла закрывались крышками, и какая-то надпись, видимо, дороги ему были как память. Конечно, потом мне было стыдно. Отобрал и ладно, но зачем же бить старика? Но я разозлился, ведь соврал, что нет, и врезал ему прикладом раза два-три. Но в 49-м как-то ушли на обед, так кто-то стащил у меня эти часы и снял с кителя орден Славы. Сколько ни искали, но так и не нашли.
А так сколько всего там творилось!.. Но насиловали в основном не фронтовики, а тыловики. Ведь когда в Берлине начались бои, из него хлынула масса гражданских беженцев. Шли по дорогам со своими тележками, набитыми барахлом, и вот тут их тыловики ловили, грабили, а девушек насиловали. А фронтовикам просто некогда было этим заниматься. Ведь все время наступали, бои, бои, бои.
Белоклоков А.Е.
Но, конечно, ситуации бывали разные. Вот у нас, например, был один Лева из Ленинграда. Так он этих немцев бил беспощадно. Спрашиваю его: «Лева, ну зачем же ты так?!» – «Все мои в блокаду с голоду умерли, а я их что, жалеть буду?!» И разве его нельзя понять?..
