грязь!
Клычков взял Воркутина правой рукой за шиворот, поставил его на колени, левой схватил ногу дочери и ткнул в лицо ирбитскому торговцу.
– Целуй, в печенку тебя!! И… и все остальные… по очереди. Матвейка! Глядеть у меня в оба! Об увильнувших доложишь завтра…
Сажин с разбегу вскочил на стол, стал рядом с Серафимой, вынул из кармана карандаш.
Девушка сперва пыталась было оттолкнуть старика Воркутина, но не смогла – тот уцепился уже за ее ногу, как клещ. А со всех сторон гремели стулья, слышался стеклянный хруст – люди, как бараны, толкая друг друга, старались пробиться к ней один вперед другого. И тогда… тогда она улыбнулась своими капризно-тонкими губами, чуть откинулась назад, уперлась в стол руками и, не переставая улыбаться, подставляла склоняющимся перед ней заводчикам, владельцам промыслов, торговых лабазов и контор попеременно то правую, то левую ногу…
Когда поднялся с колен последний купец, маленькие сапожки ее блестели, будто побывали у добросовестного чистильщика. Серафима внимательно оглядела их и повернула голову к Дуньке Стельке, которая сидела все время почти рядом, опершись локтями о стол, зажав голову руками.
– Ну а вы? – тихо спросила Серафима, будто даже с застенчивой улыбкой.
– Нет! Нет!! – вскрикнула Дунька, вскочила, побежала из залы.
Серафима проводила ее задумчивым взглядом голубых глаз.
– Ну а теперь гуляй дальше, господа! – объявил Клычков. – Душно тут. Матвейка, распорядись там – столы на двор, на зеленую травку, на воздух! А к вечеру баньку истопить – попаримся, чтоб отрезветь…
Вечером Серафима, освещенная последними лучами солнца, сидела на террасе дома. Внизу, на столах, уткнувшись в тарелки, и прямо на земле валялись, храпели, стонали перепившиеся вконец гости.
Усадьба дома была огорожена высоким штакетником. Недалеко, на берегу протекающей прямо на усадьбе речушки, выстаивалась уже натопленная баня.
Вскоре возле бани появился Гаврила Казаков с четырьмя здоровенными парнями, которых он привез с собой с медных рудников. Парни волокли упирающуюся Дуньку Стельку.
– Значит, так… – Гаврила потряс перед носом Дуньки кулаком. – Сейчас пропаривать гостей Аркадь Арсентьича будешь… Поработаешь – и домой. Кони уж приготовлены. Веники в кадках с квасом мокнут.
– Не буду, не буду! – орала Дунька, пытаясь вырваться.
– Еще чего! – прикрикнул Казаков. – Приказ самого Аркадь Арсентьича. Гляди у меня, а то живо… платьишко сдернем – да в тайгу, на ужин комарам. У нас ить тут свои порядки.
Угроза сразу подействовала. Дунька, пошатываясь, вошла в баню. Вместе с нею вошли двое парней. А двое других принялись подбирать валявшихся по всей усадьбе гостей и волоком стаскивать в баню.
Серафима улыбнулась одними уголками губ и крикнула, чтоб ей принесли чаю с ее любимым малиновым вареньем.
4
Большереченское лежало в длинной
