иконами Владимирской, Донской,Воздвижется, а с ним синклит, бояре,
Да сонм дворян, да выборные люди,
И весь народ московский православный –
Мы все пойдем молить царицу вновь,
Да сжалится над сирою Москвой
И на венец благословит Бориса.
Идите же вы с Богом по домам,
Молитеся – да взыдет к небесам
Усердная молитва православных.
Но есть человек, который возражает таким призывам, – юродивый Николка:
Нет, нет, нельзя молиться за царя Ирода –
Богородица не велит.
Также и отец Пимен в келье за всех раскаивается в подобном выборе.
Интересно, что эта сцена называется «Красная площадь», и дьяк Щелкалов призывно обращается к народу «с красного крыльца». Не знаю, какое красное крыльцо на Красной площади имел в виду Пушкин, такового нет сегодня на Красной площади, но оно есть на Соборной площади в Кремле. Думается, что Пушкин такой «ошибкой» привлекает наше внимание и усиливает контраст и сравнение с тем, что происходит и где это происходит. На Красной, то есть красивой площади, с красного, то есть красивого крыльца звучат обманные и лживые речи. Еще раз услышим самозванца, стоящего у границы:
Я ж вас веду на братьев; я Литву
Позвал на Русь, я в красную Москву
Кажу врагам заветную дорогу.
Ко всему прочему, самозванец попирает красоту, святыню русскую, «красную Москву» отдает на разграбление врагам.
Эту сцену на Красной площади Пушкин заканчивает ремаркой: «народ расходится». И эта ремарка перекликается с ремаркой в самом конце драмы:
Что ж вы молчите? Кричите: да здравствует царь
Димитрий Иванович!
Н А Р О Д безмолвствует.
Из истории мы знаем, что на этот раз скажет народ. Но пушкинское «народ безмолвствует» существует и обращено также к нам и нашему будущему, к нашему читательскому сознанию. Эти сцены хождения народа с молебнами и иконами к Годунову должны вызывать у читателя, знающего страшные последствия смуты и интервенции, горькое чувство неправды и безумия. Как и эпизод в доме у Шуйского, когда мальчик читает для гостей верноподданническую молитву во славу Годунова, кровавого царя. И не эту ли молитву «сочинил» инок Григорий, находясь в Чудовом монастыре, и уж не этот ли «мальчишка», наученный льстить и лгать, отбирает копеечку у юродивого? В этой сцене, «Площадь перед собором в Москве», где появляется юродивый, заключено многое важное для пушкинской драмы. На обман и насилие самовластья зреет в народе справедливое несогласие и возмущение: «Вот ужо им будет, безбожникам». Готовится кровавый и беспощадный бунт. Здесь же рядом с «мальчишками» появляется «старуха»: то есть соединяется начало и невинность жизни с ее старостью и осознанием своей греховности. Просит старуха: «Помолись, Николка, за меня грешную». Но почему кто-то другой должен молиться за ее грехи? «Дай, дай, дай копеечку», – отвечает, троекратно усиливая слово «дай», блаженный Николка. Не от нужды он это делает, а чтобы обратить внимание бедной старухи на собственные силы, на странную зависимость
