которая тяжко бухает противовесом, и начинает подниматься по лестнице. Идет она трудно и медленно, как старуха. Лямки сидора режут плечи, особенно левое, возле ключицы, где в прошлом году ранило. Она останавливается на площадке и опять вздыхает.
Приехала.
Стоя на площадке третьего этажа перед собственной дверью, Анфиса и узнала ее и не узнала. Почтовый ящик вроде бы новый, с замочком – при ней такого не было. Новый список жильцов приколот кнопками по углам. Звонить: Зыковой один раз, Гущиной два, Ульской три, Флеровой четыре раза. Никакой Флеровой Анфиса не знала и встревожилась: не ее ли комнату, часом, отдали? Она позвонила два раза, Гущиной. Никто не отзывался. Она – еще два. За дверью зашевелились, цепочка брякнула, и знакомый голос спросил:
– Кто там?
– Свои, – ответила Анфиса.
– А кто свои-то? Свои-свои, а пальто сопрут в одночасье.
«Вот оно как на гражданке живут, друг другу не доверяют, – подумала Анфиса, – на фронте лучше».
– Открой, Капа, это я.
Дверь приотворилась, показался любопытный черный глаз.
– Не узнаешь?
– Батюшки, Фиска! – ахнула Капа и вовсю распахнула дверь. – А я тебя сразу-то не признала. Страшная ты больно, не обижайся на меня, только очень страшная.
А сама-то Капа ничуть не изменилась, такая же гладкая. Видно, брешут, будто на гражданке плохо живут.
– Здравствуй, пропащая. Чего не писала? Мы тебя и в живых не числили.
– А я живая.
– Ну-ну. Живая, так проходи. С чем пожаловала? Ай отвоевалась?
– Значит, отвоевалась, – тихо сказала Анфиса и перешагнула порог. Тяжелый, намокший сидор она сразу спустила с плеч и поставила на пол, держа за лямки.
В прихожей полутемно: может, и не заметит Капа? Заметила… Она да не заметит! Шустрые черные глазки сразу нашарили, куда впиться – в живот, на котором грубо топорщилась шинель, не сходясь на пуговицы. Увидела и просияла, будто маслом ее смазали:
– С подарочком! Проздравляем-кланяемся!
Анфиса молчала.
– С Федором, что ли, судьба свела?
Анфиса помотала головой: нет.
– Так-так. Ветром, значит, надуло. Бывает…
– Ты меня, Капа, не спрашивай ни про чего. Нет моих сил. Устала, измокла, как пес. Сидор тянет, а плечо-то раненое.
Капа плечом не заинтересовалась, а живо спросила:
– В сидоре чего?
– Так, кой-чего. Концентраты, табак, тушенка «второй фронт»…
– «Второго фронту» баночку дашь?
– Две дам, только разберусь. А ключ от комнаты моей, у тебя он?
– А как же! У меня.
У Анфисы отлегло от сердца. Значит, не отдали комнату.
– А я смотрю, читаю на двери: Флерова О. И. Думаю, отдали мою комнату. Сердце так и екнуло.
