мир освобождением от ига Наполеона и давший народам благостную тишину. Мощная длань государя охраняла покой лицеистов («нас»), которые благодарны своему монарху; устремление их сердец к царю-герою – их посильная дань Александру.
И что примечательно, молодой поэт, ни разу не назвал царя ни по имени, ни по титулу. О том, что речь в стихах идёт именно об Александре, мы догадываемся по их содержанию и по первой строчке из гимна Жуковского («Боже! Царя храни!»). Интересное умолчание! Да ещё фактически в неофициальном гимне учебного заведения императорской семьи.
Кстати, в весьма нелестной эпиграмме «Двум Александрам Павловичам» лицеист Пушкин не остановился перед тем, чтобы открыто назвать царя и унизить его сравнением с Зерновым, служившим в лицее в должности помощника гувернёра. Один из лицеистов говорил о нём: «Подлый и гнусный глупец». Хорошенькая компания для владыки Севера! Итак:
Романов и Зернов лихой, Вы сходны меж собою:
Зернов! Хромаешь ты ногой, Романов головою.
Но что, найду ль довольно сил
Сравненье кончить шпицом?5
Тот в кухне нос переломил,
А тот под Австерлицем.
Ничего себе характеристика (хромает головою!). И это после всех дифирамбов, пропетых Александру в приведённых выше стихотворениях. Конечно, эпиграмма при жизни Пушкина не печаталась. Но что интересно, она сохранилась в одном из лицейских сборников, то есть была доступна и учащимся, и преподавателям, а возможно, гостям и родственникам учащихся.
Вне стен лицея. На последнем курсе затворники привилегированного учебного заведения получили право покидать его в свободные от занятий часы и дни. Александр с удовольствием посещал «субботы» В. А. Жуковского, захаживал к Карамзиным и к Олениным (А. Н. Оленин был президентом Академии художеств), не чуждался и петербургского светского общества. На одном из вечеров последнего юный лицеист вознегодовал на родного дядю Павла Ганнибала и… вызвал его на дуэль. Поводом к столь решительному шагу послужило то, что дядя на балу увёл у племянника девицу. Это был первый вызов (превращённый в шутку) из 30 пришедшихся на последующие 20 лет жизни поэта.
Благопристойная семейная обстановка не удовлетворяла юношу, и он нашёл более интересную для него среду. «Кружок, в котором Пушкин проводил свои досуги, – вспоминал Модест Корф, – состоял из офицеров лейб-гусарского полка. Вечером после классных часов, когда прочие бывали или у директора, или в других семейных домах, Пушкин, ненавидевший всякое стеснение, пировал с этими господами нараспашку».
«Нараспашку» – значит без соблюдения многих условностей и ограничений. После лицейского затворничества это была свобода, которая будоражит юность. В среде молодых военных, уже побывавших в сражениях и повидавших мир, Александру, конечно, было интересно; он оказался в своей стихии, что сразу нашло отражение в творчестве – стихотворения «Слеза» и «Усы». Приводим три строфы из последнего:
Чтобы не смять уса лихого,
Ты к ночи одою Хвостова
Его тихонько обвернёшь,
В подушку носом лечь не смеешь
И в крепком сне его лелеешь,
И утром вновь его завьёшь.
На
Шпиц – игла. Остриё.
