они ели кошмарную слякотную массу. – В рюкзаке была растопка для костра.
Позже Эстер поймала лягушку в глубокой луже, скопившейся на дне колеи. С Томом она не поделилась, а он старался не смотреть, как она ест.
Он не знал, что и думать о своей спутнице. Она все больше помалкивала, а когда он пытался завести разговор, так яростно сверкала единственным глазом, что он предпочел тоже идти молча. Но иногда она вдруг заговаривала сама. Например, говорила: «Местность повышается. Значит, Лондон притормозит. Ехать в гору на полной скорости – слишком много топлива уйдет». Потом через час-два: «Мама говорила, что движущиеся города – это глупость. Может, в них был смысл тысячу лет назад, когда постоянно случались землетрясения, извержения вулканов и ледники сползали к югу. А сейчас города просто катаются туда-сюда и жрут друг друга, а у людей ума не хватает остановиться».
Тому нравилось, когда Эстер нарушала молчание, хотя ее мама производила впечатление опасной противницы Движения. Но когда Том пробовал поддержать разговор, Эстер снова уходила в себя, рукой прикрывая лицо. Как будто в одном худеньком теле жили две Эстер: одна – мрачная мстительница, которая только и думает о том, как убить Валентайна, а другая – умная, живая, обаятельная девушка, изредка выглядывающая из-за исполосованной шрамами маски. Может, она немного не в себе? Как не спятить, когда у тебя на глазах убивают твоих родителей.
– Как это случилось? – тихо спросил он. – Я про твоих маму и папу. Ты уверена, что это Валентайн?..
– Заткнись и шагай давай, – оборвала она.
Но вечером, когда уже стемнело и они устроились в какой-то яме, спасаясь от холодного ночного ветра, Эстер вдруг начала рассказывать.
– Я родилась на голой земле, но там было не так, как здесь. Я жила на крайнем западе, на Дубовом острове. Когда-то он был частью Охотничьих земель, но от частых землетрясений местность вокруг затопило и получился остров. Голодные города не могли до него добраться, слишком далеко от берега, а города-амфибии тоже не могли подступиться, чтобы не напороться на рифы. Там было чудесно – зеленые холмы, и каменистые мысы, и ручьи в густых дубравах. Деревья все заросли седым лишайником, стояли лохматые, как старые собаки.
Тома передернуло. На голой земле живут одни дикари, это каждому лондонцу известно.
– Мне больше нравится, когда под ногами надежная прочная палуба, – сказал он.
Эстер будто не слышала. Она не могла остановиться, как будто слова сами сыпались из ее искореженного рта.
– У нас был город, назывался Данроуминг[2]. Раньше он тоже ездил, но жителям надоело вечно удирать от больших городов, они переплыли на Дубовый остров, сняли колеса и моторы и закопали среди холмов. Данроуминг уже больше ста лет стоит на острове, и не догадаешься, что когда-то он двигался.
– Это же ужасно! – ахнул Том. – Прямо в духе Лиги!
– Мои родители жили на отшибе, – продолжала Эстер, как будто он ничего и не говорил. – У них был
Dunroamin – некогда популярное в Англии название домов, от выражения «done roaming» – «перестал странствовать, пустил корни».
