мысль или даже слово сразу приходят по-английски и не могут быть выражены иначе;
– ощущение того, что язык знаком, когда даже совершенно новое и неизвестное слово выглядит или звучит именно по-английски, а не на другом языке, и когда одни слова кажутся более английскими, чем другие;
– способность, как мысленно, так и в речи, полностью обходиться без русского языка, формулировать английские мысли сразу по-английски, не прибегая к логике русского языка;
– понимание эстетических свойств языка, умение чувствовать его красоту и безобразие, то, в каких случаях речь более изящна, элегантна, эмоциональна, смешна и т. п.
Конечно, все эти признаки появляются не единовременно и не в полном объёме. Но если некоторые из них выглядят достаточно убедительно и последовательно, скорее всего, можно говорить о положительной тенденции. На данном этапе, однако, не принимаются во внимание ни качество самого языка, ни количество знаний о нём. До некоторой степени оба они, разумеется, необходимы, но судить по ним о преодолении языкового барьера нельзя. Хорошая память и быстрый ум позволят механически – и, возможно, очень надёжно – запомнить грамматику и лексику, так, чтобы в реальном времени переводить с русского языка на английский и наоборот. Внешне это может даже не отличаться от владения на высоком уровне. Но от настоящего владения это так же далеко, как простое умение писать – от способности создавать литературу.
Язык как актёрская игра
Одно из главных психологических препятствий на пути к свободному использованию языка состоит в боязни ошибиться, что в свою очередь приводит к постоянной внутренней самопроверке и неспособности расслабиться. Умение говорить правильно, однако, вторично и невозможно без умения говорить как такового. А последнее невозможно в полной мере без снятия напряжения и приобретения непринуждённости и удовольствия в работе с языком.
Например, можно представить, что владение языком в какой бы то ни было форме – это исполнение некоторой роли, подобно тому, как актёр на сцене или на съёмочной площадке перевоплощается в образ. Всё, что он говорит или делает в образе, не имеет отношения к нему самому, а лишь к его персонажу. Персонаж может вести себя так, как сам актёр в реальной жизни никогда бы себя не повёл (действительно, многие актёры в жизни совершенно другие, и часто очень стеснительные, люди). Во время игры его истинное я как бы отходит в сторону, оно полностью заслонено образом, никому не видимо, и – следовательно – оказывается в безопасности и не может быть объектом насмешек, порицания или осуждения. Вместе с тем, это не означает, что образ произволен. Он подчиняется своим собственным законам, но само его существование определяется и контролируется истинным я актёра.
Точно так же я, говорящий по-английски, это только мой образ, а не настоящий я. Говоря по-английски,
