.
Еще год назад они торговали вместе. Бабка обслуживала посетителей, Бось прохлаждался на складе с книгой в руке. Теперь, когда ее не стало, он разрывался между посетителями и складом и на ходу бормотал бабкины проклятия, ругая место за его проходимость. Он страстно желал вернуться в то время, когда бабушка еще была жива. Когда его редкие порывы помочь с покупателями она отвергала, приговаривая: «Рановато тебе, Босечка. Наработаешься, когда помру».
Контейнер, втиснутый между женским бельем и товарами для младенцев, нагрелся от солнца. Бось нырнул под холщовый козырек, обмахиваясь панамкой. Из-за высокого роста он все время ударялся головой о косяк, а упитанное тело приходилось втискивать в контейнер бочком. Светлые волосы, нуждавшиеся в стрижке, слиплись от пота и кольцами торчали в разные стороны, как ветвистые рога.
– Ча-а-ай, ко-о-офе, напи-и-итки, бутербро-о-о-оды, ч-а-а-ай, к-о-о-офе, напи-и-и-тки, бутербро-о-о-ды, ча-а-а-й…
Голос Любаши, он услышал прежде, чем она появилась в проходе. Бось махнул рукой, вглядываясь в проход карими глазами. Тучная Любаша тут же замолчала на полуслове, словно он на расстоянии схватил пульт и отключил звук, и подошла к нему, толкая впереди себя тележку с напитками.
– Тебе чего?
Он смотрел на нее, в который раз пытаясь угадать, сколько ей лет. В разные дни Любаша выглядела по-разному: и на двадцать, и на тридцать, и на пятьдесят.
Сегодня она выглядела на сорок.
– Есть компот? Холодный?
– Есть чай. Горячий. Нормальные люди пьют с утра что-то горячее.
– Даже если температура на улице выше тридцати градусов?
Любаша обиделась.
– А что есть холодного? – спросил Бось безо всякой надежды.
– Из холодного только пиво.
Еще пару лет назад никто бы и подумать не мог, что холодное пиво с утра будет пользоваться большим спросом, чем горячий чай. Но, время идет, и тут уже ничего не поделаешь. Бабушки отходили в мир иной, оставляя места на рынке детям и внукам. Рынок молодел, куча ненужного барахла продавалась и покупалась, и Любаша, пожалуй, единственная на рынке торговала по экономическому закону «спрос рождает предложение», а не наоборот.
Бось купил бутылку теплой воды с бутербродом. Высоко задрав бутылку тут же, большими глотками выпил половину, провожая глазами Любашу. Он откусил бутерброд, и в этот момент к нему подошла женщина с девочкой – сработал тайный заговор покупателей. Они чаще всего подходили к нему, когда он ел. Словно стояли за углом и ждали, когда же он, наконец, набьет полный рот.
Девочка обвела глазами яркие упаковки товаров.
– Что это? – спросила она, ткнув пальцем за его спину.
Бось проследил за ее взглядом, поднялся и, не переставая жевать, достал игрушку. Он вытащил из упаковки инопланетянина из мягкой резины зеленого цвета с большой головой и слипшимися ножками и протянул девочке.
– Нажми на голову.
При нажатии на голову, глаза растягивались и наполнялись красной жидкостью с плавающими в ней белыми червяками. Это был хит продаж, и он внутренне приготовился услышать крик, который слышал много раз – слишком уж червяки были похожи на настоящих.
Девочка нажала и вскрикнула. Бось жевал. Женщина вздрогнула.
– Какая гадость! – она потянула девочку за руку, но та уперлась ногами.
– Мам, хочу!
– Посмотрим в другом месте. Там дальше еще были игрушки.
– Нет! – девочка сделала упрямое лицо и нахмурилась. – Хочу! Хочу! Купи мне его!
Женщина отпустила руку дочери и обреченно полезла в сумку за бумажником.
– Сколько? – спросила она.
– Триста. – ответил Бось и потянулся за пакетом.
Он любил покупателей с детьми. Дети закатывали истерики, требовали и получали то, что хотели. Они редко уходили от него без покупки в руках.
Замирая от восторга и ужаса, девочка взяла игрушку. Мать схватила ее за другую руку.
– Пошли отсюда, пока ты еще чего-нибудь не увидела.
Бось доел, накрыл панамкой глаза и вытянул ноги. До него донеслись голоса девушек из бельевого контейнера.
– Нет. У этого объем восемьдесят пять. Есть такой же «Д», но семьдесят пять?
– Вот. – услышал он голос продавца, Кольки, – «Д» семьдесят пять.
– Этот без поролона. А мне нужно, чтобы увеличивал грудь.
– Твой волейболист точно заценит, – хихикнула подружка.
У себя за перегородкой,
