что вы не ошибаетесь.
Эта фраза решила судьбу Абдула. Вернувшись из президентского дворца, министр позвонил в службу безопасности и поинтересовался, какие новые данные получены в ходе следствия по делу задержанного. Узнав, что ничего нового нет, он распорядился:
– От этого парня только головная боль – и никакого проку. Вы что там, не можете додуматься, как выйти из положения?
Полковник швырнул трубку на рычаг, и жуткое колесо завертелось. Вечером того же дня, явившись, чтобы сопровождать одного из сокамерников Абдула на допрос, конвоир, оглянувшись по сторонам, едва слышно сказал арестанту:
– Послушай, брат! Поменьше болтайте в камере. У вас здесь подсадной из службы безопасности.
Он сказал именно то, чему его научили в кабинете начальника тюрьмы. Арестант недоверчиво взглянул на конвоира и спросил:
– И кто же это?
– Абдул, – отвечал конвоир.
С этой минуты Абдул был обречен. Он не должен был дожить до утра.
Между тем побег был назначен на следующий день. Ранним утром охранник, земляк Хусейна, должен был вывести Абдула в южный двор тюрьмы, якобы на работу. Ровно в девять грузовик с внешней стороны проломит стену, Абдул прыгнет в кузов, и охраннику останется лишь открыть огонь вслед беглецу, стараясь целиться повыше, чтобы никого по случайности не задеть.
Известие о скором побеге взволновало Абдула, ночью он ворочался, не будучи в силах уснуть, так что дежуривший в коридоре надзиратель вошел в камеру и свирепо рявкнул на него.
Абдул притаился, со стороны теперь казалось, что он спит, но сон по-прежнему не шел, и он злился, не подозревая о том, что, бодрствуя, продлевает себе жизнь.
Он был приговорен сокамерниками. Приговоры здесь не оглашались, а приводились в исполнение – мгновенно и жестоко. Когда Абдул затих и мерно задышал, четверо из них, решив, что он уснул, одновременно поднялись с нар и приблизились к нему. Трое должны были удерживать Абдула, а четвертый вооружился подушкой. Дело должно было занять не более трех минут, но Абдул, одержимый мыслями о завтрашнем побеге, услышал шорох и вскочил в последний миг, когда все уже было готово к расправе. Его палачи дрогнули, и Абдулу хватило этих мгновений на то, чтобы оценить свое положение, и когда сокамерники все-таки бросились на него, уже был готов к отпору. Началась свалка, от шума вскочили остальные обитатели камеры, а спустя минуту в камеру ворвались надзиратели и, привычно орудуя дубинками, разогнали дерущихся по углам.
Абдулу изрядно досталось, лицо его было залито кровью так, что пришлось увести его к фельдшеру, который до рассвета накладывал швы. Когда его вернули в ту же камеру, сокамерники сделали вид, что ничего особенного не произошло, но по их лицам Абдул видел, что следующую ночь ему не пережить, и молил Аллаха, чтобы побег удался.
В восемь тридцать его вывели из камеры, и он увидел в коридоре тюремного охранника – того, который должен был отвести его в южный двор тюрьмы. Взглянув на лицо Абдула, охранник неодобрительно покачал головой, но промолчал
