Я же тебе рассказывала, что мой прадед вот так и угорел…
Поначалу Марина жалела эту одинокую глупую бабу, даже пробовала помочь ей со стихами. Не научить, нет, но хотя бы объяснить, что банально, а что нет, рассказала подробно, насколько могла, о метрах, рифмах, о метафорах и сравнениях – такой дачный мастер-класс. Но толку не было никакого. Есть люди, которые ничему не могут научиться.
Все первое лето, когда у Анны Петровны открылся «дар», Марина добросовестно занималась со своей ученицей. «Каждый пишущий стихи совершенствуется», – вспоминала она слова своего мастера по Литинституту. Ладно, думала, пусть соседка совершенствуется, жалко, что ли. Может быть, ей так легче будет переносить свое одиночество.
А осенью Анна Петровна прочла ей новый «шедевр»:
Осень золотая рыжею лисицей пробежала по небу, листьями тряхнув.
Может быть, она мне еще приснится или сказкой станет, словно в старину…
На второе лето Марина уже всерьез задумалась о том, как ей избавиться от навязчивой гостьи, поэтический пыл которой катастрофически набирал обороты. Ссылалась на занятость и усталость, но Анна Петровна была непреклонна:
– Мариночка, да я не отниму у тебя много времени, я просто хочу поделиться с тобой радостью творчества и прочту всего пару коротеньких стихотворений!
И она читала:
В моем саду нет места сорнякам,
с годами становлюсь я строже…
А Марину так и подмывало продолжить:
Хлестать крапивою хочу вас по щекам,
по ягодицам отхлестать бы тоже.
Но она говорила:
– Да, первая строка хороша: «В моем саду нет места сорнякам». Вы знаете, дорогая Анна Петровна, в этом определенно что-то есть…
– Да пошли ты ее куда подальше, – советовал муж, видя, как жена мается.
– Но ты же помнишь, она ведь кормила нашего кота…
– Что же, теперь всю жизнь отрабатывать будешь?
– Ой, не знаю, что и делать.
Каково же было удивление Марины, когда на третий летний сезон, окончательно окрепнув в поэтическом мастерстве, соседка, небрежно листая подаренную ей Мариной книгу стихотворений, заявила:
– Нет-нет, это никуда не годится! Что это за строка «В городе дождь добрый с утра…»? А к вечеру он злой, что ли? А вот это? «Я его приручу, сядет, как пес, у ног». Дождь как пес? Сядет у ног? Помилуйте – что за чушь! Да вы просто испортили книгу!
«Научила на свою голову», – вздохнула Марина, но не могла отделаться от мысли, что в чем-то графоманка права… Но как, как из милой одинокой соседки с наивными рыжими кудряшками, балующейся стишками, родилось это самоуверенное чудовище, нагло размышляющее о поэзии, о ее, Марининых, стихах, да еще таким менторским тоном?
– А вот теперь послушайте, как я написала о дожде, – не унималась доморощенная поэтесса. – И сравните:
Дождь барабанит
