он все же читал о Ветлугине и, когда я, представившись, принялся объяснять, почему так круто меняю маршрут, понял меня с полуслова.
– Только почему подсобным рабочим? – спросил он. – Это ни к чему. Ведь мы снабжаем Савчука рацией. Желаете сопровождать его в качестве радиста? Вы знаете радиодело?
На полярных зимовках практиковалось изучение смежных профессий, с тем чтобы в случае нужды один зимовщик мог заменить другого. В свое время я изучил радиодело.
– Вот и чудесно! – обрадовался директор. – Поезжайте радистом. Приказ будет отдан сегодня же.
Прощальные рукопожатия сопровождались самыми лестными для меня словами:
– Будем очень благодарны за помощь. Конечно, ваш ценный опыт и познания… Ваша репутация полярного путешественника…
Раскланиваясь, я решил, что директор института, наверное, увидел во мне няньку, в которой нуждается Савчук.
Но Савчук совсем не нуждался в няньке.
Уже на аэродроме он начал удивлять меня. Куда девались его неповоротливость и рассеянность! Он метался взад и вперед между машиной и самолетом, с легкостью перебрасывал свертки и чемоданы и даже прикрикнул на меня, когда я, зазевавшись, не успел подхватить на лету его богатырские болотные сапоги.
Я не обиделся. С рассвета этого дня владело мною ощущение какой-то радостной приподнятости.
Душа была уже в полете!..
А вскоре за душой последовало и тело. Со стуком захлопнулась дверца кабины, и аэродром с поспешно отбежавшими от самолета техниками, со стартером, державшим в руке флажок, с полосатой «колбасой», вытянувшейся по ветру, покатился назад и вниз.
– Ну, теперь расскажите о Ветлугине, – нетерпеливо попросил Савчук, придвигаясь ко мне. – Эту историю я знаю частично со слов Лизы и от друга Ветлугина по ссылке, Овчаренко. Что произошло с ним после побега? Почему вы надеетесь найти его на Таймыре?
Что я мог ответить своему спутнику? Мои догадки и надежды были пока еще такими неопределенными, шаткими…
Признаюсь, хотелось помолчать, побыть наедине со своими мыслями. Однако Савчук не унимался. Чтобы переменить разговор, я спросил, как поживает его грипп. Оказалось, что грипп Савчук забыл на аэродроме.
– Всегда делаю так, когда выезжаю из Москвы, – пояснил он, широко улыбаясь. – Теперь ему, гриппу не поспеть за мной!..
Куда уж там поспеть!..
Мы стремительно возвращались в зиму из весны.
За оградой аэродрома осталась мартовская Москва, пахнущая дождем и сочинской мимозой. Подмосковные леса зачернели внизу. А в районе Ярославля снег на полях потерял желтоватый оттенок и заискрился-замерцал совсем по-зимнему. Потом брызнуло из-под крыла ослепительное сияние. Так встречала нас ледяная гладь Рыбинского моря.
Неподалеку от этих мест, в захолустном уездном городе, который стал впоследствии приморским городом, начинался след Петра Ариановича Ветлугина. Терялся же бог весть где – на самом краю
